Не зная тасаввуфа, не понять Стамбула (о мультикультурной жизнь мегаполиса)

Не зная тасаввуфа, не понять Стамбула (о мультикультурной жизнь мегаполиса) 17 Марта 2011

Даже самый большой город мира по сравнению с городом, в котором мы находимся, кажется размером с махалля. Вместе с Марио Леви, который делился с нами фотографиями Стамбула в своей памяти мы, группа любителей литературы, прошлись по району Бейоглу. Он говорил нам о местах, которые оставили след в его жизни, которые он все вспоминает – с печалью или улыбкой. Мы почувствовали и то, какие раны наносят потери тому, кто относится к национальным меньшинствам, и как милосердно бывает к этим ранам большинство.

Как вы знаете, Леви – еврей родом из Стамбула. Вы знаете его по книгам «Мы не могли поехать в этот город», «Мадам Флоридис может не вернуться», «Стамбул – это сказка», «Летний дождь», «Лунапарк закрылся», «Фотографии Стамбула в моей памяти».

Собственно, его детство прошло в районе Шишли-Ферикёй-Османлыбей. Но в последние 50 лет все так изменилось, что к нашему маршруту добивался меньше подвергшийся изменения район Бейоглу.

Вот бывшая кондитерская Маркиза, открытая впервые в 1940-м, в 1980-м закрытая и снова открытая в 2003-м году. Ныне она носит название «Клуб еды». Узнав, что из четырех больших керамических панно, некогда украшавших его стены, сейчас остались только «Весна» и «Осень», Леви поклялся никогда сюда не заходить. «Зима» и «Лето» были содраны и выброшены на свалку, оставив пустые стены, воспринимаемые им как лишение красок самой жизни. Эти исчезнувшие панно словно символизируются сократившуюся до 18 тысяч еврейскую общину, которая по времена основания Республики насчитывала 80 тысяч человек.

Мы постояли у начала лестницы, спускающейся к церкви Санта Марии Драперис между Галатасараем и Тюнелем. Мы узнали, что отстроенная по разрешению султана Абдульхамида II в 1904 году после пожара, перенесенного еще ранее, церковь может быть важной и с точки зрения еврея. Перенесенные в прошлом рассказом Леви, мы увидели, как 45 лет назад из дома, окна которого выходили в эту сторону, когда его бабушка с подругами пили чай и исполняли испанские песни, он смотрел на церковь и предавался мечтам. Мальчик 9-10 лет, он видел из окна картину, представляющую все цвета и звуки того, что можно назвать «стамбульством». Тогда его постигла мысль: «К какой бы религии мы не принадлежали, без церквей, мечетей, синагог этот город будет ущербным».

Пройдя ханаку мауляви, мы направились к старым книготорговцам, ряды которых уже поредели. Мы вспомнили двух женщин, продававших книги, к которым был приставлен Леви в 14 лет. Одну звали Талйа Номинис, другую Венеция. Эти пожилые и одинокие женщины словно и сейчас смотрят на нас из груды книг целиком на французском языке, спрашивая, почему мы только осматриваем окрестности, почему протискиваясь по узким проходам, образованным рядами уложенных друг на друга книг, и вдыхая запахи пыльной древесины и газовых печек, мы не купим хотя бы одну книгу. Они не видели, что Леви, находившийся в трудном возрасте, между детством и юностью, был одержим мечтою стать писателем. 

Мы узнали об одном еврейском обычае, о котором никогда ранее не слышали. Мы стоим перед синагогой Неве Шалом на улице Бюйюк Хендек. Взрыв бомбы, осуществленный 6 сентября 1986 года, тогда унес здесь жизнь 22 человек. Вся округа погрузилась в траур, но следуя правилу «Какая бы причина не появилась, свадьбу нельзя откладывать», браки, которые должны были на следующий день быть заключены в этой синагоге, синагоге Шишли Бет Исраел. Об этом нам поведал Леви. Хотя траур по погибшим в Неве Шаломе единоверцам не помешал свадьбам, были отменены праздничные банкеты. Леви с благодарностью вспоминает, что хозяин ресторана Палет 3 в Тарабье со словами «Ваше горе – наше горе» вернул оплаченный ему залог. И я понимаю, что главное здесь не деньги, а искренняя готовность разделить горе. Чувство «Какие правдивые, какие прекрасные люди живут в моей стране».

Мы стоим у лестницы, спускающейся к синагоге ашкенази Юксеккалдырыма близь церкви Галаты. Это единственная действующая в Турции синагога ашкенази, которые составляют только 4% еврейской общины нашей страны. Она прославилась игрой своих клезмеров – музыкантов, исполняющих традиционную музыку восточноевропейских евреев. Хотя сам он этого не застал, но Леви рассказывает, что выходившие вслед за свадьбой из синагоги клезмеры, играя веселые напевы, ходили по улицам: «Когда-то в Стамбуле было и такое, жаль, что пропало». Печалясь, что идиш – язык ашкенази – превращается в мертвый язык, Леви добавляет: «Язык сефардов – ладино - тоже на грани исчезновения, надо бы написать одну книгу на этом языке».

Когда мы остановились на обед в доме престарелых Барынйурта, мы узнаем и об одной из причин исчезновения ладино. Когда в середине XIX века французские евреи в рамках образовательных проектов для турецких евреев создали здесь примерно 100 школ, то в них стали изучать французский. Ладино же стал восприниматься как язык невежества и нищеты, поэтому живущие в Османской империи евреи, забыв свой родной язык, заговорили на французском.

Художественный редактор газеты «Шалом» Туна Сайлаг, с которым мы встретились на обеде, говорит: «Марио является мыслителем и универсального плана, и не забывает о своей принадлежности к еврейскому народу. Я тоже разделяю его печаль. Мы здесь исчезаем, наши дети не интересуются нашими традициями… У нас не так много писателей, поэтому Марио для нас так важен».

Когда был убит армянский журналист Грант Динк, Леви также проникся страхом. Но исполненные чувства собственного достоинства люди, пришедшие на похороны Гранта, придали ему смелость, и он постарался забыть мучавший его вопрос: «Не пришло ли врем уехать из этой страны?». Он сказал себе: «Если Гран не уехал, не уедешь и ты», осознавая, что если покинет эту страну, то не сможет жить без нее.

Хотя Леви время от времени и ощущал негативное отношение к себе в виду своей религии, он рос, вбирая в себя влияние всех трех религий. И утренний азан несет в себе глубокий смысл для него, и запах горящих свечей, доносящийся из церкви. Это мы увидели и тогда, когда Леви с Юксеккалдырыма свернул на улочку, спускающуюся к Каракёю и остановился возле ханаки мевлеви на Галате, где находится и гробница Шейха Галиба. Вспомнив Шейха Галиба и поддерживающего его султана Селима III, Леви еще раз показал нам богатство своего внутреннего мира, прочитав строчки из поэмы этого известного поэта-суфия «Красота и любовь»:

Изукрашена тысячеглавым драконом
Лодка из воска, плывущая в море огня.


Леви говорит собравшимся: «Это символ. Не зная тасаввуфа, вам не понять его смысла». Я вспомнила строки из его книги «Фотографии Стамбула в моей памяти»: «Я никак не могу забыть эти стихи. Я чувствую, с какой глубиной может свести меня море огня, потому что я один из путников той страны, которая породила это стихотворение». Когда мы снова двинулись в путь, я спросила: «А какой, по вашему мнению, смысл этих строчек?» Ответил: «Разве не ясно? Это старания человека достичь своего Господа. Это любовь, смерть в возлюбленном. У меня всегда была сильна мистическая струна. Я не любил рационализма и верил, что разуму не по силам постичь глубины человеческой души. Мне ближе люди, которые верят. «Красота и любовь» оказали на меня сильное влияние. Я тоже одно звено этой традиции. Литература не может быть оторвана от традиции».

Автор: Нурия Акман

Источник: www.zaman.com.tr


Количество показов: 2678

Возврат к списку