Буби, Габдулла (1871 – 1922)

Буби, Габдулла (1871 – 1922)

Буби (Нигматуллин-Бобинский) Габдулла Габделгалля-мович родился 9 ноября 1871 года в д. Иж-Буби Сарапуль-ского уезда Вятской губернии (ныне Агрызский район РТ) в семье муллы и мударриса Габделгалляма Нигматулловича Нигматуллина и его жены Бадрульбанат. Он был младшим ребенком в семье. Взросление его пришлось на 80-е годы, когда реалии второй половины XIX века требовали нового осмысления эпохи. Образование Г. Буби получил в медресе своего отца. «Хотя наше старое медресе и не пользовалось славой на стороне,— вспоминал он,— в нем обучали всему, чему учили в знаменитых в то время медресе Тюнтер, Кшкар, Казани. Даже толкование Корана и хадисы, чему в тех мед­ресе не обучали или обучали очень мало и лишь летом во вре­мя каникул, было внесено в число уроков нашего медресе».

В формировании и развитии мировоззрения человека важ­ное значение имеют среда, близкое окружение, воспитание. Особая атмосфера уважения к знаниям и книгам, царившая в семье, окружала мальчика с детства. Истинным образцом служения знаниям и просвещению были для него родители, а также дядя Габдулла, младший брат отца, мударрис знаме­нитого тогда медресе Стерлибаш. Значительную роль в духов­ном становлении Г. Буби сыграл его родной брат Губайдулла, который был старше Габдуллы почти на шесть лет. Под их влиянием он рано пристрастился к чтению, много и увлеченно читал. Большое воздействие на него в юности оказали произ­ведения Шигабутдина Марджани, Каюма Насыри и, конечно же, газета «Тарджеман» И. Гаспринского, идеи которого в срав­нительно короткий срок начали завоевывать умы. «Его газета издавалась один-два раза в неделю в неболь­шом формате и в небольшом количестве экземпляров, но действие, производимое этим маленьким листком, было в тысячу раз важнее русского «Нового времени» или какого-нибудь английского гиганта вроде «Таймса»,— подчеркивал Дж. Валиди в работе «Очерк истории образованности и лите­ратуры татар». Прошло несколько лет, и плоды его усердной работы незамедлили сказаться. Под влиянием «Тарджемана» в разных концах России открывались новые школы, благо­творительные учреждения, развивалась литературная дея­тельность. Мусульмане России благодаря «Тарджеману» зна­комились и общались друг с другом, получали сведения о событиях в культурном мире. Газета побуждала к совер­шенствованию знаний, к общественной работе, а кто-то приобщался к литературной, педагогической деятельности, и не прошло и десяти лет, как Гаспринский нашел себе сот­ни сторонников, которые развивали и распространяли идеи великого учителя».

С юности приучившись к самостоятельному чтению, Г. Бу­би всю жизнь занимался самообразованием, изучал труды арабских просветителей-гуманистов Мухаммеда Абдо, Абдур-рахмана ал-Кавакиби, Касима Амина, турецких реформато­ров-идеологов «новых османов» Намыка Кемала, Зии-бея, Ахмеда Мидхата (Мидхата-паши) и других. Через их произ­ведения и газету «Тарджеман» он воспринял идеи француз­ских просветителей Руссо, Монтескье, Вольтера, а воплоще­ние этих идей стало смыслом его жизни.

Еще будучи шакирдом, Г. Буби становится хальфой и начинает помогать отцу в медресе. В 1895 году он, к тому времени горячий сторонник и последователь И. Гаспринского, был назначен указным муллой и с благословения отца при­ступил к реорганизации Иж-Бубинского медресе. Осенью того же года из Стамбула, завершив учебу в передовом турецком учебном заведении «Мектебе мулькиеи шахане», вернулся его старший брат Губайдулла. Габделгаллям хазрет полностью передал медресе в ведение сыновей и впоследствии ни разу не усомнился в правильности своего решения.

Приступив к преобразованию медресе, Г. Буби отправил одного из своих шакирдов, М. Ф. Галимова, в Бахчисарай к И. Гаспринскому для обучения новому методу (ысуле джа-дид) и на деньги купца М. Ахметзянова построил здание для начальной джадидской (новометодной) школы из четырех больших комнат (для четырех классов), снабдив их настоя­щими партами, классными досками и другим оборудованием. Такое оснащение для татарских школ было большим нов­шеством, никогда не применявшимся в старых мусульманских школах.

Главным организатором, душой и вдохновителем созда­ния в Иж-Буби очага просвещения, подобного которому не было в то время не только у татар, но, пожалуй, и во всем мусульманском мире, был Габдулла Буби, а его брат, получив­ший светское образование в одном из лучших учебных заве­дений Турции, был генератором идей, можно сказать, моз­говым центром преобразований. Братья, очень разные по характеру, хорошо дополняли друг друга.

Не только братья, но и их сестра Мухлиса и жены Насима и Хуснифатима самозабвенно отдались делу просвещения, занимаясь обучением девочек. Родители своим авторитетом всецело поддерживали начинания детей. В воспоминаниях о родителях Габдулла Буби неоднократно подчеркивал, что ни одно из своих начинаний они не смогли бы реализовать, если бы не ощущали их постоянную поддержку и одобрение.

К 1902 году семья Буби создала комплекс мужской и женской средней школы, где наряду с глубоким изучением богословия давалось и широкое светское образование. Но и в дальнейшем, подвижнически служа высоким просвети­тельским целям, Буби продолжали совершенствовать учеб­ные программы, вводить новые предметы, открывать новые классы.

Это был период, когда стремление к знаниям, к учению охватило самые широкие слои молодежи. Повсюду требо­вались новые школы, а для них нужны были учителя. И в бубинских мужском и женском медресе стали готовить учителей и учительниц для новометодных школ. В Иж-Буби за знаниями потянулась молодежь не только из окрестных деревень, но и со всех уголков России — из Казани и Орен­бурга, Москвы и Иркутска, Уфы и Ташкента, Чистополя и Троицка. В это время среди молодежи повысился интерес к изуче­нию русского языка. С 1903 года было введено преподавание русского языка, в 1905—1907 годах Буби добились от Сара-пульского уездного земства открытия одноклассной женской и двухклассной мужской русско-татарских школ, а затем и разрешения выдавать выпускникам свидетельства о праве преподавания в начальных татарских школах. Так медресе в Иж-Буби стали первыми татарскими учебными заведе­ниями, выпускавшими дипломированных специалистов.

Росту популярности медресе Буби способствовало и то, что Габдулла Буби всегда сочетал практическую работу с тео­ретическим обоснованием и пропагандой своих взглядов. Талантливый педагог не мог ограничиться разъяснением своих религиозно-философских и педагогических взглядов только шакирдам, ему этого было мало. Духовные искания, стремление к нравственному совершенствованию привели его в публицистику.

Еще будучи шакирдом, а затем и хальфой, Г. Буби напи­сал несколько комментариев к классическим арабским учеб­никам богословия, в которых критиковал старых авторов. Затем увлекся сравнительным изучением религий, написал несколько работ, посвященных критическому анализу хрис­тианства.

Уже на рубеже XIX—XX веков он выступил с це­лым рядом произведений богословско-просветителъекого характера, например «Тэрэкъкыяи фенун вэ мэгариф дин-сезлеккэ мождбме?» (Отвечает ли прогресс науки и просве­щения за безверие?) и «Диянэте исламияи кавагиде мэдэнияя татбикъ, яхуд БорЬане сатыйгъ» (Сопоставление мусуль­манской религиозности с основами цивилизации, или Яркие доказательства), опубликованные в 1902 и 1904 годах. Последняя была переводом произведения арабского просве­тителя М.-Ф. Вуджди с большими комментариями самого Г. Буби и читателями воспринималась как его собственное сочинение.

Само название этих произведений показывает позиции автора и отображает их содержание. Так, в первом сочинении Г. Буби доказывал, что прогресс науки и знания отнюдь не создает безверия, подчеркивал, что ислам требует от верую­щих собирать знания всюду, где бы они не находились. Опи­раясь на произведения средневековых авторов, Г. Буби настой­чиво опровергал мнение, будто ислам распространялся только силою меча; он убежден, что мусульманство распространялось на земле силою веры и знания. Философ также разъяснял условия, при которых науки и знания иногда создают безве­рие, предостерегал своих читателей от фанатической вражды к наукам, советовал учить в медресе географию и другие естественные науки.

Пересечение XIX—XX веков — это время, когда в татар­ском обществе, как и во всем мусульманском мире, один за другим появлялись работы реформаторско-обновленческого характера. Новое поколение реформаторов, пришедшее на смену Ш. Марджани, X. Фаизханову, К. Насыри и другим, поставило перед собой задачу пробуждения национального самосознания. Предвестником появления татарской периоди­ческой печати явилось в эту эпоху издание серии брошюр как религиозно-этического и богословского характера, так и с изложением просветительских идей и призывами к знаниям, к свету. С такими сериями выступили Р. Фахретдин, Г. Бару-ди, Р. Ибрагимов и другие.

Особую популярность среди молодежи получил филрсоф-ско-полемический труд Г. Буби «Хакыйкать, яхуд Тугры-лык» (Истина, или Верность). По словам Дж. Валиди, до 1910 года Г. Буби написал под этим названием более двад-

цати очерков. Первые семь частей этой работы были опуб­ликованы в Казани в 1904—1905 годах как серия брошюр. Восьмая часть сразу же после издания была запрещена ка­занским губернатором. Девятую часть не пропустила цен­зура (кстати, именно она стала основанием для обвинения Г. Буби в антиправительственной деятельности и осуждения в 1912 году). Остальные части, вместе с опубликованными, широко распространялись среди молодежи в рукописных списках.

Раздумывая о судьбах своего народа, Г. Буби приходил к выводу, что действенным средством преодоления его отста­лости явится возврат к первоначальному исламу, очищение его от позднейших наслоений. Как и Ш. Марджани, он считал ислам идеологией, наиболее отвечающей принципам равен­ства и братства между людьми, отвергающей социальную несправедливость. Вслед за каирским философом М. Абдо он утверждал, что ислам первый из религий обратился к разу­му. Именно потому первоначальный, истинный, чистый ис­лам является, по его мнению, вечной и самой высшей рели­гией, дающей возможность для развития всех естественных потребностей человека. Рационализм Г. Буби был направлен против косности традиционного мышления, против некри­тического подхода к средневековой интерпретации мусуль­манского вероучения.

«Здесь имеет место не только отречение от старой схолас­тики, не только стремление к чистому и честному пониманию ислама, но и тенденция к полному примирению ислама с современной европейской культурой... Коран толковался по самой новой моде: его аятам придавались самые невероятные значения в целях осуществления идей нового времени. ...Он приводил в изумление молодежь, у которой только-только начала пробуждаться мысль, своей смелостью в религиозных вопросах. Не знаю, было ли другое произведение, так способ­ствовавшее потере авторитета ортодоксального духовенства и крушению старых медресе? Многие из приехавших в Буби учиться, и я в том числе, были лица, прочитавшие «Хакый­кать» и стремившиеся услышать эти мысли из уст самого автора»,— писал татарский литературовед Дж. Валиди, сам окончивший это медресе.

В своих очерках Г. Буби ставил перед читателями злобо­дневные вопросы: Где праведный путь? Соответствуют ли наши убеждения доктрине Пророка? На что можно расхо­довать закят в наше время? Что означает встречающееся в аятах о закяте «фи сабилулла» (на пути Всевышнего)? Пра­вильно ли давать закят благотворительным обществам? Когда нужно писать завещание? Разрешен ли насих? Каковы правила брака между родственниками? Есть ли разница между шариа­том и религией? и т.д. Последовательно рассматривая аяты, посвященные этим проблемам, он определял место этих пред­писанных Кораном положений в современной жизни татар, исследовал нравственную сторону этих канонов, доказывал, что аяты Корана нельзя рассматривать изолированно друг от друга, что "они дополняют, разъясняют друг друга.

Считая, что общественные интересы должны быть выше личных, Г. Буби называл заботу о нуждах общества пра­ведным путем, путем Аллаха. Поэтому он, опираясь на аяты Корана и хадисы, доказывал неуместность и вред скупости. Особенно это неуместно, по его мнению, когда речь идет о необходимости использования имущества в интересах мусульманской общины (уммы), в интересах нации. Говоря об имуществе, направляемом в пользу нации, просветитель, прежде всего, имел в виду увеличение числа мектебов и мед­ресе и содержание их за счет жертвуемого в их пользу иму­щества. И это вполне естественно, ибо он искренне верил, что только через знания, через обучение и воспитание широких масс можно добиться ликвидации невежества и глупости, тянущих назад татарское общество.

Проанализировав аяты Корана, касающиеся проблем наследства и завещания, ученый пришел к заключению, что составление завещания по Корану предусматривает и исполь­зование имущества умершего в пользу нации. Проведя затем аналогию с закятом, он отмечал: «Так же как неверно давать закят родителям, так как человек должен им помогать по совести, неправильно и составление завещания в пользу род­ственников, так как распределение наследства четко расписано в Коране. Действительно, и составление завещания, как и закят, разрешено делать на пути Всевышнего, в пользу на­ции».

Давая толкование аятам Корана, посвященным пробле­мам наследования и завещания, Г. Буби подчеркивал: «Нуж­но стараться приобретать и сохранять богатство ради исполь­зования его в целях всеобщей пользы, а не ради его самого. Любовь к богатству как к богатству и по шариату, и по разуму является дурным и порицаемым делом. Порицаемым по шариату, это понятно. Осуждается по разуму, ибо человека, любящего богатство ради богатства, не остановит ничто: ни запреты, ни притеснения бедных, ни измена, ни даже воров­ство и сбор ворованного. Он никому не даст ни копейки, а если начнет давать, умрет. Как собака на сене, и сам не будет есть, и людям не даст, получит прозвище Карун (мифо­логическое существо, эпитет скряги.— AM.), всех будет счи­тать врагами, молясь, будет проклинать всех. Его жизнь пройдет, оберегая богатства, в страхе перед разорением».

Тот же, кто ищет богатства во имя Аллаха и ради пользы нации, по мнению автора, «не будет бояться разорения. Не этот человек будет караулить деньги, а деньги будут оберегать его. ...Благоденствуя таким образом, получая молитвы от всех добрых людей, он с радостью покинет этот мир. Вот берите пример с покойного Гани-бая Хусаинова (Хусаинов Габделгани Мухаммедгалеевич (1839/1840—1902) — оренбургский купец, общественный деятель. Вместе с братьями Ахметом (1837— 1906) и Махмутом (1839—1910) основал (1889) и содержал новометодное медресе «Хусаиния» в Оренбурге. В Оренбург­ской, Казанской, Уфимской, Самарской губерниях они откры­ли свыше 60 мектебов, пожертвовали большие средства на строительство мечетей, содержание школ и учителей, издание учебных пособий и т. д.—А М.). Да пребудет милость Аллаха с ним, он был очень хорошим человеком и очень много потра­тил в пользу нации».

Г. Буби искренне переживал за отставание мусульман от других народов, постоянно ставил в пример своим чита­телям представителей иных исповеданий, призывал учиться у них: «Народы, исповедующие другие религии, уже все проснулись. Единственно мы все еще продолжаем спать в клетке невежества. Другие народы, зная, что мы мусульмане, переносят наше невежество и глупости на ислам». Но это неверно.

Ислам, по горячему убеждению Г. Буби, совершенная рели­гия, а кажущиеся противоречия исходят от людей. Есть невежды, пытающиеся испортить религию, однако это проис­ходит не оттого, что религия ошибочна, а от невежества и незнания этих людей. Религия не принуждает своих после­дователей принимать только одно объяснение того или иного аята, сделанное сотни лет назад, говорил он. Наоборот, верую­щим нужно размышлять, искать совершенный смысл аята, исходя из достижений современной мысли, считал он и кри­тиковал современников, обвинявших в ереси людей, стре­мившихся проникнуть в смысл аятов Корана.

Пояснив, что является настоящей добродетелью, он обра­щался к своим читателям с проповедью: «О люди! Родители всех вас — Адам и Ева. Поэтому нет причины хвалиться происхождением или видом — вы все равны. Вы поделены на разные роды и племена, или созданы кто желтым, а кто чер­ным не для похвальбы цветом или племенем и не для при­украшивания одного перед другим, а для того, чтобы вы знали свое племя и близость друг к другу. У вас нет добродетели через цвет, происхождение или богатство. Ваше самое высокое благородство и самое большое превосходство перед Всевыш­ним заключается не в том, что вы белый или черный, бога­тый или бедный, араб или не араб, татарин или француз, а в том, что вы, оберегаясь от любых скрытых или явных пороков, совершаете на пути праведности и справедливости. [...] Сле­довательно, для того, чтобы найти крылья для любого необ­ходимого для нас занятия — будь это управление домом и хозяйством, правом, торговлей — во всех национальных меро­приятиях, направленных на прогресс нации, во всех делах и науках, соответствующих этим делам, мы должны руковод­ствоваться этим законом».

Стараясь показать, что ислам является источником зна­ний и культуры, Г. Буби объяснял отставание мусульман от цивилизованных народов засилием схоластики и талмудизма, не дающих возможности движению мысли, а также незна­нием основ мусульманской религии. Болеющий душой за судьбу своего народа мыслитель видел причины незавидного положения татар в порче веры позднейшими наслоениями и, как продолжатель дела таких ученых, как Г. Курсави и Ш. Марджани, ставил перед собой и своими современниками великую цель — очищение и обновление веры.

Таковы некоторые положения семи опубликованных очер­ков Г. Буби. Невозможно переоценить значение публикации этих очерков в эпоху, когда религиозные установки прони­зывали все стороны жизни татарского общества, когда в нем господствовало убеждение, что человеку достаточно знания шариата. Провозглашая торжество человеческого разума, они способствовали пробуждению сознания, развязывали ини­циативу людей, открывали перед ними возможности для самостоятельных поисков истины, служили руководством к действию, своеобразным маяком. Вполне естественно поэтому, что молодежь, прочитав эти очерки, потянулась в Иж-Буби.

А семейство Буби продолжало совершенствовать свои шко­лы. В 1910 году известный исламовед Н. А. Бобровников в «Записке по вопросу о распространении русского образования среди туземного населения русских владений в Средней Азии» проанализировал учебный план медресе Иж-Буби, взятый им из татарской периодики. Он разделил препо­даваемые в медресе дисциплины на предметы светские (189 уроков в неделю в восьми классах) и религиозные (24 урока). При этом в число последних он почему-то внес и этику с психологией.

По-видимому, здесь сыграл свою роль консерватизм мышления исламоведа — в старых медресе, естественно, речь шла бы лишь о религиозной этике, тогда как в Буби изуча­лась наука об общечеловеческих, в том числе и мусульман­ских, ценностях. Дело в том, что изменения в медресе Иж-Буби не ограничивались только введением светских предметов в программу обучения, что само по себе было улсе проявлением большого мужества. Изменилось содержание обучения: даже религиозные предметы, очищенные от схолас­тики, зазвучали по-новому.

Н. А. Бобровников и сам обращал на это внимание: «Одно­го взгляда на эту таблицу достаточно, чтобы убедиться, что времена неподвижности и косности медресе миновали. При 24 уроках в неделю по религии медресе уже не может являть­ся рассадником мусульманского фанатизма. Оно является рассадником чего-то нового, к сожалению, нам мало извест­ного, но, несомненно, для массы народа обаятельного. Бро­сающиеся в глаза педагогические недочеты этой программы, а равно несомненные недостатки преподавания большого значения иметь не могут, так как медресе, как свободные школы, могут постепенно совершенствовать и то, и другое, руководствуясь опытом. По типу медресе Буби реформиру­ются медресе Европейской России, и за ними, несомненно, и часть медресе Средней Азии».

Здесь уместно будет сказать, что медресе Буби в то время было лучшим из татарских медресе. К 1910 году из самых известных в наше время четырех джадидских медресе именно Буби было учебным заведением, имевшим наиболее завер­шенный вид. Это объяснялось просто: преобразования, начав­шиеся в медресе «Хусаиния» в Оренбурге и «Мухаммадия» в Казани на несколько лет раньше, чем в Буби, затормозились в связи с отсутствием грамотного руководства в первом и высылкой в 1908 году из Казани руководителя «Мухам-мадии» Галимджана Баруди. А медресе «Галия» в Уфе, откры­тое 3. Камали в 1906 году, еще только начинало процесс становления. Наибольшую известность эти учебные заведения получили в 1913—1917 годах, когда медресе Буби уже было разгромлено.

Рассмотрим недельную сетку часов трех авторитетных татарских медресе. Наиболее корректным было бы сравнить учебные планы этих школ за один и тот же год, но история и источники не представляют нам такой возможности, по­этому воспользуемся имеющимися сведениями. Во все эти учебные заведения принимали на учебу лиц, имеющих началь­ное образование; при этом медресе Буби имело восьмилетний курс обучения, «Мухаммадия» - девятилетний, а «Галия» — шестилетний.

Итак, можно сказать, что это учебные планы трех извест­ных татарских медресе в период их расцвета. В недельной сетке часов представлены фактически все общеобразователь­ные предметы средней школы. При этом в медресе Буби на богословские дисциплины отводилось 16% времени, в «Мухаммадии» — 39%, а в «Галии» —чуть более 23%. Большое внимание уделялось изучению языков: они занимали соот-ветственно 49%, 40,7% и 34,3% учебного времени. Бросается в глаза, что в медресе Буби больше времени отводилось изу­чению русского языка, а в «Мухаммадии» и «Галии» — араб­ского языка.

В медресе Буби и «Галии» значительное время уделялось изучению математики — соответственно 11,4% и 11,9%, а также естественных наук — 9,1% и 9,4%. В «Мухаммадии» эти предметы занимали скромное место — им уделялось 5,4% и 2,9% учебного времени. Эти расчеты показывают, что в медресе Буби предпочиталось светское образование, « Мухаммадия» больше внимания уделяло богословскому образованию, а «Галия» заняло как бы промежуточную позицию. К 1910 го­ду медресе Буби, безусловно, представляло светское учебное заведение с глубоким изучением богословия.

Для выяснения того, насколько круг изучаемых предметов в медресе Буби соответствовал требованиям времени, сопоста­вим его с учебными дисциплинами, преподаваемыми в то время в российских государственных средних учебных заве­дениях — в Казанской татарской учительской школе, гото­вившей учителей для русско-татарских школ, мужской гимназии (по новому учебному плану 1914 года) и реальных училищах, рассчитанных «на удовлетворение образовательных потребностей средних городских слоев населения» (учебный план был утвержден в 1906 году). Замечу, что медресе Буби и гимназия были восьмилетними, КТУШ — четырехлетним, реальное училище — семилетним.

Итак, сопоставление учебных планов этих четырех учебных заведений показывает, что медресе Буби по кругу препо­даваемых предметов значительно превосходило Татарскую учительскую школу и вправе было претендовать на уровень государственных средних учебных заведений.

Подводя итоги деятельности семейства Буби по созданию комплекса учебных заведений, можно сказать, что, достигнув определенного уровня, его руководители не почивали на лав­рах, а продолжали работать над совершенствованием учебно-воспитательного процесса. Хотя круг преподаваемых пред­метов установился еще в 1904 году (на втором этапе из новых предметов появились лишь экономика, французский язык, тригонометрия и рисование), реформаторы продолжали работу, исправляя замеченные на практике недочеты.

Слава медресе и яркая публицистика Г. Буби привлекли внимание царской администрации, результатом чего ста­ли разгром медресе, обыски и аресты. В ночь на 30 янва­ря 1911 года в Иж-Буби нагрянул. жандармский ротмистр с сотней конных стражников. Обыск-погром, всколыхнувший все татарское общество, продолжался три дня. Братьев Буби и учителей мужского медресе отправили в сарапульскую тюрьму. Материалы следствия составили более десятка томов.

Братьям, просидевшим в тюрьме 16 месяцев, были предъяв­лены обвинения по трем весьма серьезным статьям. Однако суд, состоявшийся в Сарапуле 28 мая 1912 года, признал Буби виновными лишь по ст. 132 Уголовного уложения о неуваже­нии к властям и распространении литературы бунтовщи-ческого характера. Речь шла об очерках «Хакыйкать», в частности, их восьмой и девятой частях, в которых и были усмотрены антиправительственные выпады автора. Г. Буби был приговорен к шести месяцам тюремного заключения.

После освобождения он уехал в г. Кульджу (Китайский Туркестан), где открыл женскую учительскую семинарию, стремясь подготовить как можно больше учительниц. Г. Буби полагал, что прогресс татарского народа возможен только при предоставлении женщинам широких прав и при серьез­ной постановке их образования: «Нация, половина которой содержится взаперти, ничем не отличается от наполовину парализованного человека». Первым и важным шагом на пути обеспечения свободы народа является, по его мнению, просвещение: «Без основательных знаний и просвещения невозможно узнать болезни нации и по-настоящему лечить их».

В связи с этим интересны и размышления Г. Буби о при­роде деспотизма во всех проявлениях. Он был твердо убеж­ден, что народ может и должен добиваться своей свободы и победы над деспотизмом. Да, невежественный народ — «пи­ща деспота и его сила». Но если деспот лишается поддерж­ки народа, он теряет почву под ногами. Следовательно, для уничтожения деспотизма и возможности его возрождения нужно, чтобы в умах всего народа созрел сознательный про­тест против тирании, возникло понимание гибельности дес­потического режима.

А этого можно достигнуть лишь путем приобщения народа к науке. Между деспотизмом и наукой, считает мыслитель, идет непрекращающаяся борьба. Но не всякая наука может убедить народ, что «свобода дороже жизни», и показать ему «величие и права личности, пути сохранения их и освобож­дения от гнета, прелести и пользу свободы и равенства». Лишь науки об обществе «рассеивают облака, выпускают солнце, воспламеняют сердца, расширяют умы, доказывают человеку, что он человек, показывают народу его права и угнетенность под деспотизмом, учат народ путям достижения и сохранения своих прав».

Поэтому, считал Г. Буби, «российское правительство в то время, как дает полную свободу нашим старым религиозным школам, закрывает наши новые дома науки, будящие сознание и мысль, изгоняет наших руководителей школ, пытается погасить знания и просвещение, соответствующие времени и начавшие распространяться среди нас».

Г. Буби верил, что падение деспотизма в России близко: «Если в результате этой войны в России наступит свобода — наступит наверняка,— писал он брату осенью 1914 года,— если нам будет дана свобода открывать школы — обязательно будет дана, если найдется возможность открыть школы Бу­би — несомненно, найдется,— тогда я здесь не останусь ни дня, возвращусь».

Свержение царизма он встретил восторженно. Как и мно­гие представители интеллигенции, Г. Буби верил в светлое будущее татарского народа в свободной России и 1 мая 1917 года выехал на родину. По пути его всюду встречали как национального героя, приглашали на работу, делились плана­ми. В период коренных общественно-политических изменений, гражданской войны, голода, искренне веря в наступление новой эры, он, несмотря на болезнь, с головой окунулся в свое любимое дело — просвещение народа. 1917/18 учебный год он проработал в женской учительской семинарии Яушевых в Троицке. Летом 1918 года вернулся в Иж-Буби и начал восстанавливать школу. Он считал, что «полупролетарское сельское мусульманское духовенство не имеет права во время революции оставаться в стороне», и в меру сил и своим авто­ритетом помогал бывшим ученикам строить новую жизнь.

Летом 1919 года, сразу после установления советской власти в регионе, он организовал в Иж-Буби летние учи­тельские курсы, стал одним из руководителей съездов духо­венства и интеллигенции пяти уездов (Сарапульского, Ела-бужского, Бирского, Бардымского, Осинского) в поддержку молодой советской власти. При его активном участии в Иж-Буби возникла школа второй ступени, где он преподавал до конца жизни.

7 февраля 1922 года Габдулла Буби скончался от тубер­кулеза. Он был похоронен в Иж-Буби. Учитывая его заслуги, правительство ТАССР назначило его жене Хуснифатиме пер­сональную пенсию. Его именем была названа одна из улиц Казани в районе Черного озера (это решение было отменено в ЗО-е годы, когда Г. Буби был признан лидером панисла­мизма и пантюркизма). Только с началом перестройки стало возможным вернуть доброе имя Буби. За последние десять-пятнадцать лет опубликовано немало статей, защищена кан­дидатская диссертация, изданы книги. В Иж-Буби создан музей, проводятся научно-практические конференции, посвя­щенные жизни и деятельности семейства Буби, истории зна­менитой школы.

(А.Махмутова)