Исламские новости

2 Октября 2014

Илдар Абузяров, автор повести "Курбан-роман": Я – инородец в русском поле

Писатель рассказал о жертвах и чужестранцах в своём творчестве, а также объяснил, почему негативная критика в адрес фильма по его книге – это хорошо.

Самым громким событием Казанского международного фестиваля мусульманского кино стал «Курбан-роман». Его снял Салават Юзеев по одноименной повести Илдара Абузярова. Так яростно и страстно в Казани не обсуждали еще ни один фильм.

Почему фестиваль кино является важнейшим из всех фестивалей, как в девяностые годы выживали польские татары, за что лауреата престижных литературных премий однажды три дня продержали в КПЗ и как возникают в книгах сквозные темы – обо всем этом Илдар Абузяров рассказал в канун праздника Курбан-байрам.

Ильдар, в вашей повести обе героини погибают. А в фильме одна из девушек - та, ради которой совершается жертвоприношение – выживает. И жертва – это уже не более, чем сделка. Как вам такой финал?

Это решение режиссера. Он посчитал, что лучше дать надежду. Что вот жертвоприношение – барашек, которого зарезают на Курбан-байрам, – доходит до Всевышнего. Что никогда не бывает поздно и всегда можно все исправить. В моей повести героиня жертвует всем, что у нее есть и в конечном итоге – собой. В этом основная драма моей повести, и потому мне трудно согласиться с таким виденьем режиссера. Но повторяю: Салават Юзеев, к творчеству которого я отношусь с большим уважением, как самостоятельный художник имеет право на свои трактовки.

«Курбан-роман» - не единственная ваша книга, где есть мотив жертвы. Отчего вас так зацепила эта тема?

Эта тема мне близка, потому что наш век – это век имитаций всего и вся. Даже человеческие эмоции – вера, дружба – зачастую подделываются. Многие что-то изображают, мнят о себе. А приглядишься – фальшивка. И в любовь люди зачастую играют, имитируя переживания. Это, кстати, очень хорошо показал философ-марксист Славой Жижек. Вспомните «Титаник» Джеймса Камерона: когда корабль идет ко дну, героиня Кейт Уинслет держит героя Леонардо Ди Каприо за руку и обещает: я никогда тебя не отпущу. Но он умирает, и она его тут же отпускает. Герой уходит под воду через секунду. В интерпретации Жижека этот эпизод следует понимать так: человек из высшего класса «повампирил» человека из низшего класса, а сам не пошел на обещанную жертву. Такое сплошь и рядом.

Это и дружбы касается. Как бывает? На словах: «Да я за тебя!..» А потом наступает критическая ситуация, друг попал в беду, ему надо дать денег на лечение или пожертвовать личным временем на общение. Просто снять бумажки со счета и отнести другу. Но – жалко. И где они – любовь, дружба? Как проверить их подлинность?

Мне кажется, жертва – это основная составляющая подлинности человеческого духа и бытия. Только тогда человек по-настоящему любит, когда готов пожертвовать всем, отказаться от себя ради другого. Это сложно. Но такие примеры, к счастью, встречаются.

Другая частая тема в ваших книгах – социально-политический кризис. Вы ездили в Киргизию, в Египет во время кризиса, и все это нашло отражение в ваших книгах. А события на Украине вас как художника привлекают?

Нет. Для меня это трагическая ситуация. Эта братоубийственная война отталкивает, не вдохновляет ни в какой степени. Убивают непонятно ради чего – конечной цели нет. И потом война самое страшное и чудовищное, что может с нами произойти. Помню, как мой бабай всегда повторял одну фразу: «Лишь бы не было войны». Он прошел войну и знал, о чем говорил, а сейчас многие будто хотят войны, подталкивают ее, разжигают.

В память о деде я стараюсь не подливать масла в огонь. Вообще никак не участвовать в обсуждении этой темы, потому что это такая воронка, которая всех затягивает, и каждое слово расширяет эту воронку. Каждое слово работает на конфронтацию между людьми. Потому что слово движет и управляет людьми. Любая ссора, даже бытовая, начинается со слов.

Я был в Киргизии, в Египте во время волнений. Но это страны хоть и близкие, но не родные. А здесь – очень личная для всех ситуация. К тому же ситуация сложная, многогранная, и каждый видит ее со своей стороны. И поэтому люди не выдерживают, втягиваются в конфликт. Происходит разлом, разделение, война. Конфликтующие стороны перестают слышать друг друга.

Еще раз повторю – нельзя вмешиваться, нельзя разжигать взаимную ненависть. Это как когда братья ругаются. Они потом помирятся, а ты виноват останешься. Помните, как в «Ромео и Джульетте» Ромео, зная, что влюблен в девушку из враждебного клана, старался уйти от конфликта с Тибальдом, а Меркуцио, не зная этого, отвечает Тибальду, да еще апеллируя к чести, провоцирует Ромео на ссору? А потом Тибальд убил Меркуцио, и Ромео вынужден был волей-неволей вступить в конфликт. Это вечная драматическая история, с трагической развязкой.

ВЫБИРАЮ САМЫЕ ЗЛАЧНЫЕ МЕСТА

Еще о сквозных темах. В «Курбан-романе» действие разворачивается в Польше – в среде польских татар. В романе «Хуш» герой с Ближнего Востока попадает в Петербург и вынужден там адаптироваться. В романе «Мутабор» герой из Петербурга попадает в восточную страну. Откуда интерес к проблемам интеграции Востока и Запада, Севера и Юга?

Может быть, в силу того, что я татарин и пытаюсь интегрироваться со своими темами в русское литературное пространство. С разной степенью успешности это протекает, но это всегда с внутренним конфликтом – инородец в большом русском культурном поле. И потом, может быть, это такая травма детства. Меня волнуют столкновения и сочетания культур. С другой стороны, я порой думаю: вот Пушкин – интересно, почему он так чутко воспринимал культуру за пределами своей страны? Пушкин за границы Российской империи не выезжал никогда, а в его произведениях – Кавказ, Крым, Молдавия, Польша, Испания, Франция. Чего там только нет. Рыцари, Моцарты и Сальери. А если бы его выпустили за границу или, наоборот, сослали в Сибирь – что бы он еще написал?

Я, к счастью, часто путешествую, а путешествия толкают к рефлексии и творчеству. Интересно познать чужую культуру. Наверное, это внутреннее стремление – расширять кругозор. Мне важно прочувствовать страну, поговорить с людьми, зайти к ним в квартиру, докопаться до глубин. Неинтересно сидеть в отеле. Я везде захожу в самые злачные бары, кварталы, начинаю общаться с местными. Это какая-то внутренняя потребность моего «я». Мое альтер эго.

В Польше я видел, как польские татары приносят в жертву на Курбан-байрам корову. Не барана, а именно корову. Очень элегантные люди, в черных одеждах. Я поехал в Калининград и Гданьск в командировку. На границе познакомился с людьми, которые везли в Польшу водку, сигареты, бензин, чтобы там продать их в несколько раз дороже. Это было еще в девяностые, все как-то выживали. Они попросили меня помочь им перевезти через границу товар – на каждого полагается определенный лимит. После мы разговорились. Они узнали, что я – татарин, они оказались тоже татары. И пригласили к себе в гости в польско-татарские места.

Тут эпизод, там эпизод, все это скрещивается и прорастает через тебя как живое растение – и получается текст.

В «Курбан-романе» – и в повести, и в фильме – очень много музыки…

Я люблю музыку, оперу, балет. Вот почему тема музыкальная. Да и повесть моя построена в сонатной форме, хотя я не имею никакого музыкального образования. Первая часть – убийство коровы. Вторая – жертва Марыси. Третья – синтез. Режиссер построил всю композицию по-своему. Но он молодец, потому что очень сложно было передать то, как мой главный герой Юсуф весь мир, всё, что его окружает, воспринимает через музыку. Юсуф открыл в себе этот дар в момент первой влюбленности. Второй брат Марс – виртуозный исполнитель. Поэтому Марс успешен, а его брат – нет. Чем человек тоньше воспринимает мир, тем менее способен на действия. Мой герой весь, как мембрана, погружен в слух. Это сложно изобразить. В повести постоянно идет отсылка к музыкальным произведениям – за каждой ситуацией стоит определенная ария.

Музыка – высший вид искусства и лучший выразитель человеческой души. И не только души отдельного человека, но души всего народа и конкретного отдельного места. Опера, балет, симфоническое исполнение – это всё, конечно, высший полет, высокая культура. Но я не брезгую и попсой: роком, джазом, танцевальными ритмами, уличными музыкантами, которые озвучивают улицы города. С музыкой вообще много интересного происходило. Однажды я из-за музыки попал в каталажку. В Петербурге готовились к экономическому форуму и зачищали город от уличных музыкантов. А у меня там много знакомых исполнителей, с которыми я часто во время прогулок общаюсь. И вот смотрю: одного тащат, а он – инвалид, старик. Я заступился. Меня спрашивают: а ты кто? Я, говорю, тоже музыкант. И меня тоже отвезли. И все три дня, пока шел форум, я просидел в обезьяннике. В общем-то, весело мы там провели время и, опять же, этот эпизод нашел свое отражение в «Романе с жертвой».

КНИЖНЫЕ ЧЕРВИ,АУ!

Как вы считаете, Мусульманский кинофестиваль, где состоялся премьерный показ «Курбан-романа», действительно необходим Казани?

Конечно. Это такая великая вещь – любой фестиваль, а кинофестиваль – особенно. Это лучшее что можно придумать для культурной жизни города. Кинофестиваль расширяет рамки республики, привлекает интересных ярких людей. Кинематограф – синтетическое искусство. В нем задействованы операторы, артисты, гримеры, художники, костюмеры. И все это развивается на фестивале.

Фестиваль важен еще и потому, что в Казани нет кинематографической базы – ни материально-технической, ни школы, ни традиций особых нет. Поэтому очень сложно сделать полнометражный художественный фильм. Надо привлекать специалистов извне. А где познакомиться, как не на фестивале? Кинофестиваль – это не просто имиджевый проект, он помогает обзавестись связями, завязать знакомства, вырасти в профессиональном смысле. У фестиваля как у айсберга – есть своя подводная кулуарная сторона.

Кроме того, фестиваль повышает общий культурный уровень. Многие фильмы вы больше нигде и никогда не увидите. А здесь – в залах столпотворение, люди обсуждают, спорят. Даже взять наш фильм «Курбан-роман», сколько внимания он привлек. Сколько создал «движухи» и дал хлеба журналистам.

В том числе со стороны критиков. И не всегда эта критика – позитивная.

Критика – это мощный инструмент продвижения. Особенно негативная. Заместитель муфтия Рустам Батров написал резкую критическую статью. Меня сначала слегка шокировала жесткость и категоричность оценок. Но потом я остыл и подумал, а почему бы и нет, если это его личное честное мнение. Вообще Рустам-хазрат большая умница - все взял, взвалил на себя и тащит. А оно ему надо? Скажите, кто у нас отвечает за идеологию, за исламскую культуру, за ислам в целом в регионе? Рустам Батров. Вот прошла выставка современного мусульманского искусства Джамиль-прайз в Казанском кремле. Единственный, кто толково написал о ней – Рустам Батров. А ведь есть огромное количество искусствоведов, исламоведов, востоковедов, закупорившихся в академической науке. Сидят, как книжные черви, по библиотекам и будто с презрением смотрят на копошение народа. А ислам, прежде всего, - социальная религия. Нет монашества в исламе. Исламоведы-искусствоведы и прочие специалисты всех мастей, ау, где вы? Хватит протирать штаны за народные деньги. Принесите уже какую-нибудь пользу обществу. Теперь возьмем кино. Опять, кто откликнулся с большой рецензией на крупный татарстанский кинопроект? Батрову оно надо – рецензии на кино писать? Пусть рецензия резкая, но она создает культурное поле, вызывает интерес к фильму. Отрицательная рецензия – это еще лучше, чем положительная. Потому что человек прочитает, заинтересуется, посмотрит фильм, и не исключено, что фильм ему понравится. Фильм сработает на повышение по отношению к рецензии.

А если вам текст или фильм не понравился? Можете открыто сказать об этом автору?

Если не нравится – могу. Но, разумеется, сделаю это вежливо и тактично, ни в коем случае не унижая автора. Порекомендую поработать еще. Например, сейчас на фестивале один молодой казанский режиссер Рустам Рашитов показал нам свой фильм. Просмотр устроили спонтанно, прямо в фойе гостиницы. Я сказал ему, что в середине картины есть серьезный драматургический провал. Что не хватает драмы, нет точки кульминации. Он согласился, признал, что слишком литературный рассказ взял за основу. Конечно, есть люди, уверенные в своей гениальности. Но это все-таки клинический случай. Молодой автор должен радоваться критике – она помогает расти.

Может быть, беда казанских авторов в том, что открыто критиковать друг друга никто не решается. И это мешает воспринимать себя адекватно.

Согласен. Причем в глаза хвалят, а за глаза отзываются жестко. А в глаза боятся сказать, потому что все связаны друг с другом тем или иным образом. Город небольшой, и все друг от друга зависят. И да, это большая беда, люди должны понимать, что сами себя обкрадывают. Без конструктивной критики нет творческого прогресса. Но, наверное, это не только Казани свойственно, а всей страны касается. Надои растут, рожь колосится.

Арина Грей

Московский комсомолец