Исламские новости

1 Марта 2016

Татарская богословская школа: история длиною в тысячу лет

Когда говорят о татарской богословской школе, то в памяти как правило всплывают имена татарских богословов-просветителей XIX в. А между тем мало что известно о работах их предшественников более раннего периода. И хоть большая часть того духовного наследия ныне, к сожалению, безвозвратно потеряна, имеющиеся источники позволяют утверждать, что татарская богословская мысль – это продукт не нового времени и восходит еще к предкам современных российских татар – волжским булгарам и кипчакам. Ее история насчитывает в общей сложности уже более тысячи лет.

Уже с самого момента появления зеленого знамени ислама на Волге, булгары становятся  не просто очередным мусульманским народом, в составе огромного исламского мира. Их государство приобретает на неформальном уровне особый статус последнего исламского форпоста на краю тогдашней Ойкумены. Поэтому не случайно Волжская Булгария по представлениям как самих ее жителей, так и арабов, стала именоваться "Стеной Искандера". Напомним, что в Коране "стеной Искандера" именуется некое образное сооружение, построенное праведным царем Зуль-Карнейном и служащее защитой для мусульман от враждебных им народов Яджудж и Маджудж, появление которых ознаменует собой приход Судного Дня.

Таким образом, булгарам была предопределена роль защитников всего исламского мира. Как попытку обоснования своего особого положения, можно воспринимать и легенду о четырех сахабах (популярную до сих пор), принесших булгарам свет ислама еще при жизни самого Пророка. И хотя прямых доказательств исторической обоснованности этой легенды нет, но сохранившиеся до наших дней записки секретаря арабского посольства Ахмеда Ибн-Фадлана, с которым обычно и связывают официальное принятие ислама в этой стране, отмечает, что ко времени их прибытия в Волжскую Булгарию в 922 г., у булгар уже были в наличии как собственные мечети, так и свои имамы. В подтверждении данного тезиса другой восточный источник того же времени Ибн-Руста также отмечает, что "булгаре – народ земледельческий и возделывают всякого рода зерновой хлеб, как-то: пшеницу, ячмень, просо и другие. Большая часть исповедует ислам, и есть в их селениях мечети и начальные училища с муэдзинами и имамами".

То есть ко времени официального принятия ислама булгарами и полноправного вхождения их в исламский мир, у них уже существовали и свои готовые религиозные институты, и священнослужители.

Быстрому и добровольному распространению ислама способствовало в немалой степени и то, что бытовавшая среди булгар и других тюркских народов доисламская религия – тенгрианство – по своей сути концептуально стояло на тех же позициях что и ислам, а именно на вере в Единого Бога – Тенгри, также не имеющего своего физического выражения ни в каких привычных человеческих ипостасях (т.е. ни в образе человека, ни идола).

Вот что писал Ахмед Ибн-Фадлан о тенгрианстве у родственных булгарам тюрок-огузов "А если постигнет одного из них несправедливость или случится с ним какое-либо дело неприятное ему, он подымает свою голову к небу и говорит: "Бир тенгри", а это по-тюркски (значит) "богом одним", так как "бир" по-тюркски "один", а "тенгри" – бог (Аллах) на языке тюрок".

Это, кстати, принципиальное отличие от религиозной ситуации на самой родине возникновения ислама – в Аравии, где пророк Мухаммед (мир ему) был вынужден вести ожесточенную борьбу с традицией многобожия и идолопоклонничества, бытовавшего среди арабских племен. Такая традиция именования Всевышнего именем "Тенгри" было популярной еще долгое время и нашло свое отражение во многих литературных произведениях (например, Кыйссай Йосыф) и народных традициях татарского народа.

Таким образом, принятие ислама булгарами, а затем и кипчаками в XIV в., не выражалось в принципиальном сломе их прежней религиозной парадигмы. С идеологической точки зрения это скорее выглядело просто как некая эволюция, не воспринимавшаяся как чуждое явление.

Наличие развитых религиозных институтов у булгар предполагало и наличие собственной богословской школы. С этим также был "полный порядок". Так, тот же Ахмед Ибн-Фадлан приводит весьма показательный рассказ о возникшем диспуте между ним и булгарскими богословами.

"Муедзин, призывая к молитве, провозглашал икаму дважды. А я сказал ему (царю): "Право же господин твой, повелитель правоверных, в своем доме провозглашает икаму один раз … когда я услышал, как он удваивал икаму,  я запретил ему и закричал на него… Царь узнал об этом, велел прийти мне и велел прийти моим спутникам. Когда же мы собрались, он сказал переводчику: "Скажи ему, – то есть мне, – что ты скажешь о двух муедзинах, из которых один провозгласил (икаму) один раз, а другой дважды, потом каждый из них обоих молился с народом, – допустима ли (законна ли) молитва или же нет?" Я сказал: "Молитва допустима". Он сказал: "С разногласием ли  (муджтехидов) по  этому вопросу или по (их) общему мнению (би-ль-иджма')?" Я сказал: "По общему мнению". В практическом плане такое разночтение было вызвано тем, что булгары являлись ханафитами, в то время как в самом халифате на тот момент главенствовали приверженцы шафиитского мазхаба.

Несмотря на символичный религиозный "авторитет" Ибн-Фадлана как посланника халифата, булгары сумели доказать свое право на собственную точку зрения в вопросах шариата. Такая уверенность в собственной правоте никак не была бы возможной в том случае, если бы булгары были плохо знакомы с нормами мусульманского права из самих первоисточников. А это значит, что уровень их религиозных знаний уже в то время был достаточен для обоснования своего права на собственную богословскую школу.

Далее тот же Ибн-Фадлан в своих записках отмечает другой весьма примечательный момент: "Я не переставал прилагать старания,  чтобы женщины закрывались от мужчин,  но это мне не удалось исправить". Несмотря на то, что ислам к моменту приезда Ибн-Фадлана уже пустил глубокие корни в булгарском обществе, арабская традиция полного закрывания лиц женщин (паранджа и никаб) была абсолютно чуждой и неприемлемой для самих булгар, уже к тому времени четко отличавших предписания Корана от собственно культурных традиций арабов. Здесь уже на самом раннем этапе мы видим стремление предков татарского народа сохранить свою национальную самобытность в рамках ислама.

Высокий уровень татарской богословской школы (ведущей как мы видим свою историю еще с X в.) подтверждается еще и тем, что его представители пользовались огромным авторитетом далеко за пределами родных земель. На сегодняшний день нам известно несколько имен таких деятелей. Одним из ранних булгарских ученых считается ходжа Ахмед Булгари (967-1030 г.) ставший учителем знаменитого султана Махмуда I ибн Сабук-Тегина. Ахмед Булгари был знаменитым богословом на мусульманском Востоке. Авторитет его был таков, что на него ссылались многие ученые, богословы мусульманского мира. Известны такие его труды как: "Ел-Жемигъ" (Всеобъемляющий);  "Феваид ел-жеваhир" (Полезные сущности); "Тарикаи Быргырия" (Булгарский путь, метод).

Другой богослов булгарского периода – Сулейман ибн Дауд ас-Саксини-Сувари (первая половина XII в.), является автором таких книг как "Бахджат ал-анват мин хакикат ал-асраф" (Свет лучей – правдивость тайн), "Нузхат ал-кулуб ал-мараз" (Порадующий больные души), "Зухрат ар-Рийаз ва нузхат ал-кулуб ал-мараз" (Цветок сада, порадующий больные души). Его труды  вошли во многочисленные источники того времени, на них ссылались и его цитировали  многие ученые и богословы (начиная с первой  пол. XII в. и до XX в.). Одно из его сочинений до сих пор хранится в музее Топ Капы в Стамбуле. О мировоззрении этого богослова  можно судить  по его поучениям из "Захрат ар-рийаз"а.

"Щедрость, великодушие – это большое дерево, кони его в раю, ветви протянуты в небо. Каждый, кто будет его держаться хотя бы одной из ветвей, то она поведет его в рай. Скупость, скаредность – это тоже дерево… Каждый кто будет держаться этих ветвей, то они поведут его в ад. Отсюда вывод: и правоверный (если он скупой) может отправиться в ад, а неверный (если он щедр, благодушен) попадет в рай…». Уже этот небольшой отрывок показывает, что по представлениям булгарских богословов (авторитет которых признавали во всем исламском мире)  ведущий праведный образ жизни немусульманин, заслуживает большей милости Всевышнего, нежели мусульманин не придерживающийся морально-нравственных предписаний ислама. Здесь мы также видим призыв к мирному сосуществованию с представителями иных конфессий, что напрочь разрушает миф о якобы "средневековой нетерпимости" ислама.

Развитие этих традиций продолжилось и в золотоордынский период, также ознаменованных плеядой ярких имен. Затем на долгий период наступает время долгого упадка, связанный с периодом гонений на ислам и мусульман в XVII-XVIII вв.

Самый известный нам всплеск татарской богословской мысли начался в XIX в. И был связан с именем с именем Габденнасыра Курсави. В 1804 году он  публикует трактат, где впервые призывает  татар к изменению их представлений об исламе. В частности, он пишет: "Вы не истинные и правоверные мусульмане. Вы отступили от Корана Аллаха и преданий Пророка". Революционным было то, что он призвал обратиться к самому первоисточнику – Священному Корану. Фактически это был призыв отказаться от доминировавшего в то время в мусульманском праве "таклиду" (следованию за авторитетом) и обратить свои взоры на относительно подзабытый мусульманами "иджтихад" – самостоятельный поиск ответов на те или иные проблемы.

Эта мысль была революционной. Идеи Курсави в дальнейшем продолжала развивать блестящая плеяда татарских богословов – Шихабетдин Марджани, Каюм Насыйри, Муса Бигиев и т.д.

Ответом на эти новые веяния стало появление религиозного реформаторского движения – джадидизма. Ислам переживал в тот момент период своего бурного возрождения, и эффективная в свое время кадимистская школа, позволившая сохранить и законсервировать старые традиционные представления, в новых условиях становилась явным  препятствием. Джадидизм в итоге стал тем инструментом, который помог преодолеть это препятствие и двигаться дальше.

Помимо призыва к критическому мышлению, основный посыл джадидов был направлен на пропаганду необходимости образования для любого мусульманина, равноправия мужчин и женщин, толерантность в отношении к другим религиям, открытость к культурным достижениям Европы и т.д.

Джадидизм, зародившиеся  как чисто богословское направление в итоге переросло в идеологию  религиозного и национального возрождения не только татарского, но и многих других мусульманских народов как в самой Российской империи, так  и далеко за ее пределами. Как уже не раз бывало в истории, идеи татарских богословов отражая мировоззренческие и культурные традиции прежде всего татарского народа, тем не менее успешно завоевывали умы и настроения всего мусульманского мира, призывая его вернуть "золотой век" ислама. Поэтому представители татарской богословской школы были в этом случае не одинокими изгоями, а являлись, прежде всего, глашатаями новых веяний, еще не ощущавшихся другими мусульманами.

Ильнур ГАРИФУЛЛИН

Исламский портал