Исламские новости

 

Кого готовит Российский исламский институт и как обстоят дела с трудоустройством его выпускников? Где в нашей стране большой спрос на татароязычных имамов? Как по методике РИИ выучить татарский разговорный язык? Чем живет сегодня Болгарская исламская академия? Обо всем этом и многом другом на интернет-конференции с читателями «БИЗНЕС Online» рассказал ректор РИИ, заместитель муфтия РТ, профессор Рафик Мухаметшин.

Подробнее на «БИЗНЕС Online»: https://www.business-gazeta.ru/article/477660

 

«КАК ВЫПУСКНИКА РИИ ОТПРАВИТЬ В ДЕРЕВНЮ, ГДЕ 50 ДОМОВ, НЕТ ШКОЛЫ, В МЕЧЕТЬ ХОДЯТ 10 ЧЕЛОВЕК?»

— Рафик Мухаметшович, несколько месяцев назад прошла новость, что 50 мечетей закрылось в Татарстане из-за отсутствия имамов. Камушек в ваш огород, учитывая, что вы заместитель муфтия РТ именно по вопросам образования?

— Проблемы с закрытием мечетей в Татарстане не существует. Журналисты где-то услышали, что около 50 мечетей в Татарстане пустует. Дело в данном случае не в отсутствии имамов. У нас, благо, 11 исламских учебных заведений в республике, где обучаются около 4 тысяч студентов всех форм обучения. Речь идет о тех мечетях, которые в свое время были построены в маленьких деревнях, которые или уже тогда, или потом стали дачными поселками. В таких населенных пунктах, где зимой практически никто не проживает, держать имама не имеет смысла. К сожалению, есть и вымирающие деревни, где в свое время была построена мечеть, а сейчас населения практически не осталось.

 

— То есть в основном всегда в деревне есть имам — человек, аккредитованный ДУМ РТ?

— Да. Система функционирования местных общин (махалля) у нас в республике налажена хорошо. Практически все мечети зарегистрированы, у них есть имам, который получает свидетельство (шәһадәтнамә) от ДУМ РТ, чтобы возглавить эту общину и вести там работу. Время неофициальных мулл прошло.

 

— А вообще, есть какая-то практика, когда выпускник, ставший уже дипломированным религиозным деятелем, получает направление на работу? По линии РИИ, в сотрудничестве с ДУМ РТ? Может он выбрать, чтобы поехать вот в такую-то деревню, район Татарстана и стать там имамом?

— Практики распределения выпускников сейчас не существует. Но для выпускников шариатского факультета РИИ проблем с трудоустройством практически нет. Очень большой спрос на имамов из регионов Центральной России. Все просят татароязычного имама. Поэтому мы в вузе открыли кафедру татарского языка. Правда, несмотря на то что и преподаватели высокой квалификации, и подготовили специальные учебники для вуза, учитывающие его специфику, не могу сказать, что обучение татарскому языку в вузе пользуется большой популярностью. Дело в первую очередь в мотивации наших студентов. Они в наш вуз приходят для получения глубоких исламских знаний и изучения арабского языка, и национальный компонент с духовной культурой и языком для них кажется чем-то второстепенным. Но в последние годы у студентов приоритеты заметно меняются.

Что касается трудоустройства в Татарстане наших выпускников, то ситуация с каждым годом осложняется. Дело в том, что городские мечети и мечети в крупных населенных пунктах уже имеют более-менее подготовленных имамов. Остаются небольшие населенные пункты, где нет ни детского сада, ни средней школы, да и в мечеть ходит совсем немного народу. Выпускник исламского вуза если туда и поедет, то если он не родом из тех мест — надолго не задерживается. Маленькие доходы мечети, которых с трудом хватает на коммуналку, не говоря уже о зарплате, отсутствие работы для жены, детского сада и школы для детей не способствуют закреплению молодого имама на селе. Хотя у нас есть республиканская и федеральная программа поддержки молодых имамов, в рамках которой мы любому выпускнику исламского учебного заведения, трудоустроенному на селе, выдаем гранты. Но эта мера тоже не решает проблему закрепления кадров на селе.

Сегодня мы пытаемся выстроить кадровую политику ДУМ РТ таким образом, чтобы подготовка имамов для села приобрела целенаправленный характер. Учебные заведения имамов готовят, а как их закрепить на местах, должны думать и районные мухтасибы, и сама община. Если у общины нет жилья для имама, нет возможности платить зарплату, зачем приглашать молодого имама, заранее зная, что он там не продержится? Мы предлагаем разные варианты решения проблемы в такой ситуации — обучение имама заочно из числа самих прихожан мечети, повышение ежегодно его квалификации на курсах в РИИ или в медресе, выезды студентов РИИ и КИУ туда, чтобы проводить различные мероприятия для оживления жизни махалли. Сейчас разрабатываем онлайн-программы для курсов при мечети, чтобы при отсутствии преподавателя в деревне могли изучать основы ислама…

 

— Когда начинают строить мечеть, духовное управление ставит вопрос о том, кто там будет работать?

— В ДУМ РТ согласуются проекты строящихся мечетей. И в духовном управлении настоятельно рекомендуют, чтобы наряду с мечетью была заложена и возможность создания определенной инфраструктуры. Ну хотя бы дом для имама, здание для магазина, чтобы он приносил небольшой доход мечети. А кто будет работать в мечети, как правило, этот вопрос, к сожалению, возникает позже, на стадии завершения строительства. Хотя можно было бы его планировать уже с началом возведения мечети.

 

«У РИИ ДВЕ МИССИИ: ПОДГОТОВКА МУСУЛЬМАНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И ВОПРОС СОЦИАЛИЗАЦИИ»

— Как себя сегодня чувствует Российский исламский институт, который вы возглавляете? Он ведь стал первым в России высшим профессиональным исламским учебным заведением?

— В принципе, да. Хотя и до нас были уже учебные заведения, назвавшиеся вузом. Но мы и по статусу, и по содержанию своих образовательных программ сразу стали вузом. В 1990-е открывалось много различных мусульманских учебных заведений, правда, по статусу было довольно сложно определить: вуз или медресе. В основном на средства зарубежных спонсоров, которые сами финансировали это учебное заведение, присылали преподавателей и т. д. Можно сказать, постепенно в России образовались анклавы исламского образования, которые функционировали сами по себе. Духовные управления не вмешивались в их деятельность. Государство придерживалось принципа отделенности религии от государства. Это, по сути, означало отсутствие какой-либо конфессиональной политики.

 

Но последствия такой ситуации в исламском образовании не заставили долго ждать — появились учебные заведения, которые стали рассадниками радикализма. Это и медресе «Йолдыз» в Набережных Челнах, и целые деревни на Северном Кавказе, и т. д. Поэтому постепенно ближе к концу 90-х государство созрело для выстраивания конфессиональной политики. Это коснулось и исламского образования. Государство заговорило о необходимости подготовки мусульманских религиозных деятелей у себя на родине. Таким образом, у нас в Казани в 1998 году был создан Российский исламский университет.

 

— Почему РИИ иногда называют институтом, а иногда — университетом?

— У исламских учебных заведений в процессе создания их юридический статус можно определить по-разному, поскольку это внутреннее дело самой конфессии, его учредителей, в основном духовных управлений. Мы назывались университетом. Но проблемы возникают в процессе получения аккредитации (диплома государственного образца). Поскольку диплом выдает государство, а не учредители, оно и предъявляет вузу свои требования. И мы, согласно требованиям законодательства, юридически определились, приобрели статус института. С моей точки зрения, этим даже повысили свой статус. Потому что начали давать диплом государственного образца. К слову, Московский исламский университет тоже стал МИИ, институтом. Сегодня в России три высших мусульманских учебных заведения, которые выдают диплом государственного образца и учредителями которых являются духовные управления мусульман России. Это наш РИИ, МИИ и Дагестанский гуманитарный институт.

Поскольку при создании нашего вуза он состоял из двух религиозных направлений — факультетов шариата и Корана, нам нужно было сохранить эти направления. А в рамках РИИ, который является негосударственным учебным заведением, сохранить данные факультеты было нельзя, и мы пошли на создание нового вуза, уже полностью религиозного.

 

— Казанский исламский университет.

— Да. Когда открыли Российский исламский университет, его статус был определен как негосударственное учебное заведение. Но такой тип учебного заведения не может реализовать полностью религиозные стандарты. Первые годы функционирования вуза на это, возможно, надзорные органы не обращали особого внимания. Но, когда я стал ректором, в 2006 году, эту правовую коллизию необходимо было отрегулировать. Однако мы не могли отказаться от подготовки имамов и других религиозных деятелей. Даже более того, это было нашей основной задачей. И поэтому для сохранения религиозного направления, кроме создания нового вуза, других возможностей тогда не имелось. Таким образом был создан Казанский исламский университет как высшее религиозное учебное заведение. Он расположен в том же здании, что и РИИ. Правда, несколько лет тому назад ДУМ РТ нам выделило отдельное здание для факультета Корана, где сейчас расположен центр заучивания Корана. Хотя это и два самостоятельных вуза, у нас единая методическая база, общая библиотека (кстати, самая большая арабоязычная библиотека в России — более 40 тысяч книг), общие преподаватели и т. д. Такой формат очень удобен. Учредители решили, что пока нет необходимости их полностью отделять друг от друга. Поэтому я и там, и здесь остался ректором.

Чтобы заранее остудить пыл «доброжелателей» в комментариях о том, что я опять не упустил свое, могу сказать, что исламские учебные заведения России — самые бедные и это не то место, где можно заработать большие деньги. Нам очень сложно формировать полноценный бюджет. Его практически нет ни у одного исламского учебного заведения. Учредители — духовные управления — сами с трудом формируют свой бюджет, эффективно работающих попечительских советов из богатых мусульман или организаций тоже нет. Самим зарабатывать деньги, открывая платные направления, в религиозной сфере также не просто. Хотя мы и эти направления развиваем. Но у нашего государства есть четкое понимание того, что кадры необходимо готовить у себя в стране. Поэтому есть и региональные, и федеральные фонды, которые нам помогают формировать бюджет и укрепить материально-техническую базу.

Мои коллеги и знакомые шутят, что мне уже пора заявиться в Книгу рекордов Гиннесса. Я в одно время (слава Аллаху, что не очень долго), когда возглавлял еще и Болгарскую исламскую академию, был ректором аж трех вузов!

 

— РИИ, получается, сегодня активно готовит и по светским специальностям?

— Если теологию считать полностью светской — в принципе, да. И  это тоже очень важно. Во-первых, мы в РИИ нацелены на подготовку мусульманской интеллигенции, которой как прослойки, к сожалению, до сих пор нет. Мусульманская интеллигенция, богословы и имамы — это как зеркало, в котором отражается отношение к исламу в светском обществе. Необразованный имам не может формировать позитивного отношения к исламу у начинающих мусульман и светских людей; отсутствие богословов или их низкая квалификация, нехватка их авторитета в умме заставляют мусульман обращаться к зарубежным (иногда сомнительным) источникам; неимение мусульманской интеллигенции практически все сложные проблемы современности оставляет без мусульманского взгляда на них. Это и международные трудности, и свои внутрироссийские, и проблемы самой уммы. Везде нужен профессиональный объективный анализ с позиции ислама. Это важно и для самих мусульман, и для общества в целом.

Приведу только один пример. Все знают, что отношение к исламской экономике у нас в обществе неоднозначное. Наш центр исламской экономики начал сотрудничать с Ак Барс Банком, совместно разработали и запустили продукт, не нарушающий каноны ислама, рекомендовали для финансового учреждения выпускника КИУ. Банк, работая с нами, с советом улемов ДУМ РТ, на многие проблемы начал смотреть совсем по-другому. Это и есть пример формирования объективного и позитивного отношения к исламу. Поэтому мое любимое выражение — «Мусульманская интеллигенция должна быть везде!» Это, конечно, глобальная проблема. Вот мы в РИИ в данном процессе пытаемся занять свою достойную нишу. Второй немаловажный аспект для РИИ — участие в процессе социализации мусульман. Что здесь я имею в виду? Сегодня недостаточно мусульманину в каком-либо учебном заведении получить глубокие знания об исламе. Необходим инструмент правильного использования этих знаний в светском обществе.

У нас заочно и дистанционно из 45 регионов России учатся очень много религиозных деятелей, уже имеющих исламское образование. В основном на факультете теологии, меньше — на лингвистике и журналистике. Обучаясь по светским специальностям, они, во-первых, получают диплом государственного образца и расширяют сферу применения своих знаний и, во-вторых, через светское образование получают традиционный для светского общества инструмент применения своих знаний. Я здесь имею в виду и большой блок светских дисциплин, педагогику и психологию, методику и методологию и т. д. В религиозном вузе, конечно, все это есть, правда, не в таком объеме. Но там мотивация немножко другая. Люди туда приходят для получения глубоких исламских знаний.

 

— Насколько РИИ активно применяет дистанционное обучение, что стало особенно актуально в связи с пандемией коронавируса?

— Мы практически одними из первых в России открыли дистанционное обучение на бакалавриате по теологии, в прошлом году — уже по магистратуре, а также для имамов начали реализовывать программу по среднему профессиональному образованию. Таким образом, у нас представлены дистанционные формы всех уровней образования. К этой форме обучения интерес большой. Мы данную систему образования разработали, когда получили большой заказ (более 200 человек) из Казахстана. Это были в основном преподаватели школ, которые хотели учиться, не выезжая из своей страны. Для нас тоже это очень удобно: нет необходимости обеспечивать их общежитием, отпадает проблема с аудиториями, оформлением документов для иностранных граждан…

Дистанционное обучение для нас — самая оптимальная форма для студентов из стран СНГ. Мы сейчас пытаемся наладить отношения по обучению дистанционно и с другими государствами. Желающих много, но, к сожалению, возникла серьезная проблема — языковая. Нужно признать, что в странах СНГ с каждым годом уменьшается количество молодежи, знающей русский язык. Через дистанционное обучение мы хотели решить и другую проблему — уменьшения количества абитуриентов очной формы обучения из СНГ в нашем вузе. Проблема в чем? Почему бы не обучать иностранцев? Любой светский вуз гонится за количеством иностранных студентов, поскольку оно отражается в оценке эффективности учебного заведения. Но дело в том, что студенты из стран СНГ после окончания вуза не возвращаются к себе на родину, остаются в России и, не находя работу по специальности, пополняют ряды низкоквалифицированных рабочих. Вопрос не в дискриминации иностранцев в трудоустройстве. Просто, чтобы устроиться по специальности, например преподавателем, нужна квота на эту специальность, которая оформляется очень долго и не всегда с положительным результатом. Логика в подобном тоже есть. Исламские вузы России работают более 20 лет и уже обязаны обеспечить кадрами сферу образования. Приглашать можно крупнейших богословов.

Но это не означает, что мы не должны обучать студентов из СНГ. Мы подобное делаем и будем делать. В прошлом году после встречи президентов России и Киргизии, где обсуждался вопрос и по исламскому образованию, мы заключили договор с ДУМ Киргизии и по линии совета по исламскому образованию приняли 20 человек в исламские вузы России, в том числе и дистанционно.

Я, кажется, уже перешел в другую проблему, но она очень острая и лежит не только в образовательной, но и в социально-политической плоскости. Миграционные потоки из стран СНГ в Россию — самые мощные, и часть мигрантов остаются в нашем государстве, получают гражданство. Уже появилось второе поколение детей мигрантов, которые имеют российское гражданство. К чему это говорю? Подобное означает, что у них есть и определенные потребности, в том числе в сфере образования. Поэтому мы их обучаем. Но они не превышают среди студентов 7 процентов.

Правда, ваши читатели (я прочитал это в комментариях к анонсу данной интернет-конференции) до сих пор нас упрекают в том, что мы только их и обучаем. Уже далеко не так. Например, в центре заучивания Корана, где традиционно их было много, сегодня из 29 студентов только 9 из стран СНГ. Среди вопросов ко мне была и реплика о том, что среди имамов мечетей много выходцев из Средней Азии. Хочу объяснить ситуацию. Среди основных имамов мечетей Татарстана (за одним, кажется, исключением) нет выходцев из этих республик. Но среди вторых и третьих имамов, а также среди муэдзинов городских мечетей они есть и должны быть, поскольку среди прихожан очень много выходцев из Средней Азии и с Северного Кавказа. В некоторых городских мечетях их больше, чем татар.

А возвращаясь к дистанционному образованию, такая форма стала популярной и среди россиян, особенно для студентов из дальних регионов, Крыма. Дистанционное обучение по сравнению с традиционной заочной формой я считаю более эффективным. Студенту предоставляется возможность в онлайн-формате общаться с преподавателем или дается доступ ко всем лекциям, записанным в видеоформате…

 

«ТЕОЛОГИЮ, СКРИПЯ ЗУБАМИ, ПРИЗНАЛИ СВЕТСКИМ НАПРАВЛЕНИЕМ»

— Как проходит приемная кампания этого года?

— Все сроки приема документов сдвинулись, но приемная кампания идет своим ходом, она у нас продлится до 15 августа. Документы принимаются и в традиционной форме, и по интернету. По очной и дистанционной формам обучения заявлений столько же, сколько и в прошлые годы, а в заочной, где у нас всегда были небольшие конкурсы, народа маловато. Скорее всего, еще не все освоили подачу документов по интернету. Будем надеяться, до конца приемной кампании наберем необходимое количество абитуриентов. Занятия должны начаться 1 сентября, надеюсь, изменений не будет.

 

— А вы принимаете по результатам ЕГЭ или по диплому?

— По специальностям, где мы даем диплом государственного образца: теологии, лингвистике и журналистике — там традиционные требования, как в любом светском вузе, есть перечень предметов, по которым абитуриенты должны сдавать ЕГЭ. На религиозные направления принимаем по внутренним экзаменам.

 

— Есть вопрос от читателей: будет ли отсрочка от армии, если поступишь в ваш вуз?

— Да. Для наших студентов отсрочка есть.

 

— Какие факультеты сегодня в РИИ?

— Когда мы начинали, было два факультета — шариата и коранистики. Потом одними из первых мы открыли теологическое направление. Поэтому я могу сказать, что мы стояли у истоков борьбы за признание теологии светским направлением. В начале 2000-х шли очень жаркие дебаты в различных сферах общества, и не только среди ученых. Государство пошло на признание теологии отраслью научного знания, хотя в научном сообществе имелось очень мощное сопротивление. Не только религиоведы, но и технари, и естественники были категорически против признания теологии светским направлением. Со стороны государства это стало совершенно правильным шагом, поскольку оно восприняло теологию как некий сегмент конфессиональной политики в области образования и науки. Да и во всем мире всегда существовали теологические факультеты. Сегодня споры вокруг теологии приутихли. Что уж говорить, если один самых известных технических вузов России, МИФИ (ядерный университет), открыл кафедру теологии. Правда, МГУ и СПбГУ так и не организовали эти направления. Помимо нас, в республике такое направление реализует и КФУ, Болгарская академия заявила об открытии подобного факультета.

Конечно, теология — очень специфическая отрасль знаний. Она сфера конфессионального знания, т. е. нет общей теологии, есть исламская, христианская, иудейская и т. д. теология. Мы реализуем исламскую теологию, не вторгаясь в сферу теологических знаний других конфессий. Это и невозможно, поскольку они совершенно разные. Теология сегодня переживает период становления. Очень много принципиальных вопросов требует осмысления. Например, объект исследования теологии, которая переводится как учение о Боге. Но Бога вообще можно ли изучать? Единственная категория, которую можно применить по отношению к Богу, — это инакость, т. е. Он иной, не такой, как все Его творения. В теологии два инструмента познания: вера и разум. В Бога верим, а Его творения можно познавать разумом человека. В определении своего объекта теология очень похожа на философию. Она дает ответы на те же вопросы о человеке, мире и Боге, что и философия, но используя не только разум, но и веру, поскольку теология — часть религиозного мировоззрения. Вот здесь и возникает самая серьезная коллизия в теологии. Если она часть религиозного мировоззрения, как она стала светской наукой? А как готовить теологов в светских вузах?

Для подготовки теологов мы открыли две кафедры, для подготовки бакалавров и магистров, где работают 40 преподавателей. Ни в одном вузе России нет такого количества преподавателей, готовящих исламских теологов. Помимо теологии, мы обучаем лингвистов (арабский и английский языки). Кафедра филологии у нас также — одна из самых крупных в России. Там работают более 20 преподавателей. Журналистика — одно из новых направлений в нашем вузе. Правда, уже были несколько выпусков. Поскольку исламская тематика везде присутствует, наши журналисты очень востребованы.

 

— Неверующий человек теологом не может быть?

— Я уже говорил, что теология — часть религиозного мировоззрения. Теолог в процессе изучения своего объекта должен использовать два инструмента — веру и разум. А если он неверующий и не признает Бога, то зачем ему теология как учение о Боге? Он может быть философом, религиоведом, исламоведом, но не теологом, поскольку не может полностью использовать инструментарий теологической науки. Но светские вузы реализуют теологическое направление. Там, возможно, учатся разные студенты по мировоззренческим установкам. Но это уже другая история.

 

— Диссертации защищаются по теологии официально?

— Да. ВАК включил в перечень своих специальностей теологию как научное направление, по которому можно открывать аспирантуру и защищать диссертации. В России работает только один объединенный совет по теологии на базе общецерковной аспирантуры и докторантуры РПЦ Свято-Тихоновского гуманитарного университета, МГУ и Российской академии народного хозяйства. Хотя и ВАК советы не делит по конфессиям, но в этом совете ученые — только по православной теологии.

 

— А есть перспективы, что откроют такой совет по исламской теологии?

— Да, надеемся. Мы этот вопрос обсуждали и с руководством КФУ, но проблемы есть. Во-первых, наличие ученых для включения в состав совета если не по теологии, то хотя бы по исламоведению, истории ислама. Их не так уж и много. Во-вторых, если совет откроется, то возникает вопрос: кто будет там защищаться, где будущие кандидаты и доктора теологии и каков научный уровень их диссертаций? Можно ли объективно обсуждать научный уровень диссертации по исламской теологии, если до сих пор нет единого мнения об объекте, методике и методологии этой науки? Вот по таким причинам крупные вузы особо и не рвутся открывать советы по теологии. Правда, МГУ и СПбГУ перешли на европейский стандарт защиты диссертаций. В ученый совет поступает диссертация, и по этой работе создается специализированный совет, включающий специалистов именно по теме данной диссертации. Поэтому в России, в принципе, по исламской теологии можно защищать диссертацию. Например, докторская диссертация по теологии первого заместителя ДУМ РФ Дамира Мухетдинова была заявлена в СПбГУ.

 

— А как будут именоваться кандидаты и доктора наук в этой области?

— Так и станут называться — кандидат теологии, доктор теологии.

 

— Кто сегодня преподает в РИИ?

— Для исламских учебных заведений главная проблема — формирование бюджета, конечно. От бюджета зависит все, в том числе количество и профессиональный уровень преподавательского корпуса. Не все исламские вузы могут себе позволить содержать нужное количество преподавателей на постоянной основе. Поэтому очень много совместителей, не всегда с соответствующей профессиональной подготовкой и педагогическим опытом. В России только несколько исламских вузов может себе позволить содержать необходимое количество преподавателей, в том числе и наш. У нас 76 преподавателей, из них 7 докторов и 40 кандидатов наук. В РИИ и КИУ работают около 40 выпускников различных исламских вузов мира. Что касается зарплаты, мы пытаемся придерживаться уровня среднестатистического вуза России. С каждым годом равняться на светские вузы становится все сложнее. Светские учебные заведения, будучи бюджетными, активно развивают коммерческие направления обучения. Для нас это очень сложно — и в силу специфики нашего вуза как исламского, и ввиду ограниченности специальностей, по которым можно развивать платное образование.

 

 

«В ЧЕМ СПЕЦИФИКА ИСЛАМСКОЙ ЭКОНОМИКИ? В ИНСТРУМЕНТАРИИ»

— Исламской экономикой, кроме вас, никто больше не будет заниматься. Почему вы закрыли это направление в РИИ?

— Да, действительно, после последней проверки Рособрнадзора в 2019 году нам по экономике аккредитацию не продлили. Это было ожидаемо, поскольку в России во всех вузах закрывают непрофильные направления, в первую очередь экономику и юриспруденцию. Хотя экономику с исламским профилем я не считаю непрофильной для нашего вуза. В высоких кабинетах это можно было бы объяснить и получить аккредитацию. Но меня сдерживало другое: сфера применения наших выпускников и их трудоустройство. Исламская экономика в России, предприняв первые довольно успешные шаги, застряла в каком-то примитивном состоянии. В духовных управлениях потребность в этих кадрах тоже ограничена. Но мы от исламской экономики полностью не отказались. Сохранили центр исламской экономики, где работают выпускники самого авторитетного вуза по исламской экономике — Международного университета Малайзии. Что касается сути этого направления, то нужно иметь в виду, что экономика интернациональна и везде развивается по своим законам. А в исламе применяется инструмент, который направляет экономику в правильное по канонам ислама русло. В основе этого инструмента лежат богословско-правовые нормы ислама. Например, в любом исламском банке есть шариатский комитет, который проверяет все операции финансового учреждения, выявляет возможные нарушения норм шариата и доходы от этих операций аккумулирует в отдельный счет, из которого финансируются очень многие благотворительные акции. Поэтому мы решили, что конкурировать с крупными экономическими вузами и факультетами вряд ли в ближайшее время сможем. Зато есть у нас своя ниша в этой сфере, где мы вне конкуренции, — подготовка специалистов для шариатских комитетов, специалистов по исламскому аудиту из своих преподавателей и студентов шариатского факультета КИУ. Мы работаем с известными международными организациями в области бухгалтерского учета и аудита, например с самой авторитетной организацией в этой сфере — «Организацией по вопросам бухгалтерского учета и аудита в исламских финансовых учреждениях» (AAOIFI), куда  входят более 200 членов из 45 государств. Кстати, около 10 наших преподавателей и выпускников уже сдают экзамены на получение сертификата этой организации. Второе направление нашей деятельности в сфере исламской экономики — стандартизация сферы халяльной продукции. Это совершенно новое направление. В 2018 году Росстандарт на базе нашего вуза создал технический комитет (ПТК 704) по халяльной продукции. Таким образом, государство активно включилось в процесс стандартизации халяльной продукции. Кстати, ваши читатели задали мне вопрос по халяль, поэтому на него отвечу попозже.

 

— А есть применение для ваших выпускников-журналистов?

— Конечно, ведь сейчас очень много исламских СМИ, во всех изданиях большой интерес к исламской проблематике. Для нас очень важно, чтобы информация об исламе и мусульманах была достоверной. Журналистов у нас не так много, выпуск небольшой, в прошлом году пять человек закончили, все трудоустроены. В этом году тоже пять и все работают. У журналистов, если они в течение обучения показывают себя хорошими профессионалами, проблем с трудоустройством нет.

 

КОГДА БУДЕТ ЗАЛОЖЕН ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ НА ГАЗОВОЙ

— Вопрос на инфраструктурную тему, связанную с РИИ. Год назад исполком Казани раскрыл планы застройки территории рядом с вашим зданием на улице Газовой, там хотели построить исламский культурный центр, прямо напротив здания РИИ. Реализация этого проекта сдвинулась с мертвой точки?

— Небольшой участок земли напротив здания РИИ давно закреплен за нашим вузом. Мы хотим там строить действительно исламский культурный центр со спортзалом, киноконцертным залом, общежитием для студентов. В проекте мы предусмотрели целый блок офисных помещений, чтобы их аренда могла покрыть расходы на содержание этого здания. Да и Исламский банк развития, куда мы обратились за помощью, финансирует только такие проекты, которые приносят доход, чтобы можно было вернуть ему выделенные средства без каких-либо процентов в течение длительного времени. Землю, по законам РФ, нам дали только в аренду. Зарубежные предполагаемые спонсоры рассматривают вопрос финансирования объекта, как правило, если земля находится в собственности. Поэтому пока вопрос финансирования этого объекта остается открытым.

 

— У вас есть прогноз, когда первый камень, так сказать, будет заложен в основание данного центра?

— Первый камень можно заложить хоть завтра. Но должны быть полностью определены все источники финансирования объекта. Иначе это будет очередным долгостроем. Подобного пока нет, и поэтому закладывание первого камня откладывается.

 

КАКОВА СТРАТЕГИЯ У БОЛГАРСКОЙ ИСЛАМСКОЙ АКАДЕМИИ

— Давайте скажем несколько слов о Болгарской академии. Не раз доводилось слышать, что когда БИА покинули вы как ректор, и Камиль Шамильевич Исхаков как ее президент, то фактически она перестала быть татарстанским проектом. Есть глава попечительского совета — первый замруководителя администрации президента РФ Сергей Кириенко, вообще один из руководителей государства, и есть ректор Абдрахманов, который приехал из Уфы. И фактически Татарстан уже никак в этом не участвует, кроме того, что все происходит на территории республики. Так это или нет?

— Давайте начнем с того, что с самого начала и в Татарстане, и Москве БИА планировали как федеральный проект. И в концепцию развития этого вуза изначально была заложена идея подготовки специалистов для всей России и возрождение богословских традиций российских мусульман. Учебный план вуза с первых дней предусматривает обучение по двум богословским традициям российских мусульман — ханафитскому и шафиитскому мазхабу. И преподавателей мы подбирали с учетом этих особенностей. БИА и сейчас придерживается данного принципа. По финансированию да, действительно, он больше татарский проект, чем федеральный. Но новый состав попечительского совета, я надеюсь, вопрос финансирования отрегулирует.

 

— Как вы вообще стали ректором Болгарской исламской академии?

— Как ректора исламского вуза меня привлекали к обсуждению всех проблем по созданию БИА, начиная от проекта и заканчивая учебными программами и стандартом. Пока строили здание, наша команда готовила концепцию развития вуза, стандарт по магистратуре. Мы изучали опыт практически всех крупных исламских вузов мира. Тот стандарт, который был разработан для БИА, в принципе, соответствует международным требованиям по исламскому образованию. Я горжусь, что стоял у истоков этого вуза. Но, когда настало время открытия вуза, реальной кандидатуры на пост ректора не оказалось. Конечно, этот вопрос обсуждался, перебирали большое количество претендентов. Среди моих учеников тоже были достойные кандидаты, которые намного глубже, чем я, разбираются в богословских проблемах. Но ключевым вопросом стали не только богословские знания, но и опыт в этой сфере. Поэтому кивнули в мою сторону и в лучших традициях аппаратной работы серьезно поговорили со мной.

Я согласился на условиях совмещения должностей аж в трех исламских вузах с надеждой, что скоро мне найдется замена в БИА и я вернусь в свой родной РИИ. Поэтому появилась и должность президента, который должен был брать на себя всю административно-хозяйственную работу, оставляя мне только организацию учебного процесса. Но этот тандем, я считаю, оказался не совсем удачным. Возможно, мы с Камилем Шамильевичем были слишком разными, уже сложившимися в совершенно иных условиях и традициях организаторами, иногда с совсем противоположными представлениями по организации работы в вузе.

 

— Сейчас как-то взаимодействуете с Исхаковым как с помощником президента?

— Нет. Он, кажется, будущей Соборной мечетью занимается.

 

— А про Болгарскую академию что-то ничего не слышно. Чем она живет?

— В прошлом году Болгарская академия выпустила первых докторов исламских наук, защитились 6 человек. В этом году уже защитились 23 магистра, и осенью защищаются 9 докторов исламских наук. За три года, конечно, сформировать полноценный вуз довольно сложно. Тем более выпускники БИА еще себя не успели проявить. Предстоит довольно сложная работа и по трудоустройству выпускников, в первую очередь магистров. Эффективность любого вуза определяется в том числе и по трудоустройству своих выпускников по специальности.

 

— Но выпускники же не из Татарстана в основном или много из республики?

— Где-то половина выпускников из Татарстана и наши выпускники. В первый поток мы приняли 6 студентов из Дагестана, они тоже окончили. БИА для исламских вузов стала мерилом уровня подготовки. По абитуриентам данного вуза можно судить и о наших выпускниках, в том числе и по уровню знания арабского языка. В этом году мы дали направление в БИА 12 выпускникам нашего вуза разных лет, из них 6 — выпускники этого года. Если иметь в виду, что магистры — штучный товар, это немало.

 

— То есть нынешнее руководство задачу трудоустройства не решило? Кажется, что есть некий концептуальный кризис. БИА создали. А для чего — никто не знает…

— Почему же? Доктора все трудоустроены, место работы магистров определяется. До осени все будет ясно. Насчет концептуального кризиса тоже не согласен. На первом заседании попечительского совета концепция развития БИА рассматривалась. По ней не было вопросов. Задачи тоже ясны — подготовка высококвалифицированных богословов, которые могли бы возрождать отечественную богословскую школу. А где их сфера применения? Сегодня в России 80 мусульманских учебных заведений, преподаватели которых нуждаются в повышении своей квалификации через получение диплома магистра и доктора. Все централизованные духовные управления имеют советы улемов, квалификация их членов тоже требует повышения. Высший состав российских ДУМ на уровне муфтиев, их заместителей, казыев тоже должен учиться в таких вузах, как БИА.

Конечно, концептуальные вопросы никуда не исчезли. Проблема социализации в исламских вузах стоит довольно остро. Тем более в БИА, где студенты находятся в закрытом пространстве, имея возможность общаться с ограниченным количеством преподавателей. Как ее решить? С привлечением большого числа светских преподавателей и ученых за счет расширения количества визит-профессоров или открытием светских специальностей, где параллельно обучались бы студенты БИА? Какую методологию применять для возрождения отечественной богословской школы? Это тоже очень важная проблема, поскольку вокруг нее выстраивается вся научная деятельность БИА. Проблема двойных дипломов также является очень значимой для определения соответствующего статуса вуза.

 

— Новое руководство как-то изменило стратегию академии?

— Я уже говорил о том, что стратегия рассматривалась на заседании попечительского совета. Там от предыдущей стратегии сохранились все ключевые положения. И стандарт, который был разработан и принят советом по исламскому образованию (СИО) еще в 2017-м и обновлен в 2019 году, реализуется вузом. Так что основные направления деятельности БИА определены со дня основания вуза, и, в принципе, в них каких-либо серьезных изменений нет.

 

«ВЫЯВИЛОСЬ ОЧЕНЬ МНОГОЕ — ОТСУТСТВИЕ УЧЕБНИКОВ, НАЛИЧИЕ В БИБЛИОТЕКАХ СОМНИТЕЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ»

— Вы председатель совета по исламскому образованию. Прошлым летом был конфликт, глава ДУМ РФ Равиль Гайнутдин даже заявлял, что заменит руководителя совета. Чем все закончилась?

— Равилю хазрату Гайнутдину не понравилась статья Альбира хазрата Крганова и Романа Силантьева в нашем журнале «Минбар». Ну а конфликт имел какое-то опосредованное отношение и к совету. Он довольно быстро сошел на нет.

 

— Источники нам сообщали, что на самом деле Гайнутдин вас хотел убрать из совета, а поставить в его главе ректора МИИ, своего заместителя Дамира Мухетдинова. А все потому, что совет по исламскому образованию должен был получить дополнительно сотни миллионов рублей на свою деятельность.

— Такая версия существовала. И действительно, какая-то не совсем понятная возня вокруг совета была летом 2019 года. СИО существует с 2005-го, и я с 2010 года являюсь его председателем. В совет входит 40 мусульманских учебных заведений, из них 12 вузов. В России, я уже говорил, около 80 зарегистрированных мусульманских учебных заведений, из них все крупные входят в совет. СИО был создан для консолидации усилий мусульманских учебных заведений по решению накопившихся учебно-методических проблем, для определения общей стратегии развития исламского образования в России. Одним из серьезных достижений стала разработка и принятие стандартов для системы мусульманского образования. Эту работу мы начали в 2015 году в Татарстане. В совете в 2017-м их приняли для всех членов, в том числе и для БИА. А в 2019 году внесли определенные изменения. Стандарт для любой системы образования является основополагающим документом. Без него в принципе невозможно организовать полноценную работу учебных заведений. Именно в этом документе прописываются основные требования к будущим специалистам и определяется, через какие дисциплины реализуются данные требования.

Совет — это учебно-методический центр для исламского образования, некое экспертное сообщество по исламскому богословию. И превращать его в какой-то орган распределения средств было бы не совсем правильно. Это ввергло бы совет в пучину многочисленных разборок, стало бы причиной появления внутренних противостоящих группировок… А пока СИО — сообщество учебных заведений, заинтересованных в развитии исламского образования. Конечно, вопрос финансирования исламского образования стоит очень остро. У совета есть свой небольшой бюджет, и мы пытаемся его справедливо распределять среди членов.  

 

— Эта система стандартов работает сейчас?

— Когда совет в 2017 году принял стандарты, все члены единогласно за них проголосовали, но потом их положили под сукно. Действительно, реализовать стандарты не так просто, не хватает средств, преподавателей для тех или иных предметов. Но их надо реализовать. Иначе мы не сможем обеспечить качество подготовки специалистов. В 2019-м мы опять вернулись к стандартам и их приняли вновь. Чтобы их опять не положили под сукно, создали новый инструмент — общественную аккредитацию. Вторую половину 2019 года совет посвятил проведению мониторинга всех членов СИО. Мы его еще аккредитацией не назвали. Подобное было подготовкой к предстоящей аккредитации в этом и последующем годах.

О проблемах своих учебных заведений мы и так знаем. Мониторинг дал уже реальную картину этих проблем. Выявилось очень многое — отсутствие учебников, нехватка преподавателей, уровень материально-технического оснащения, бедность библиотек, наличие в них сомнительной литературы, которую точно читать шакирдам медресе противопоказано. Разве что к ним следует допускать магистров, чтобы они могли критически оценить ее содержание.

 

«ПРИДЕРЖИВАЕМСЯ ХАНАФИТСКОГО МАЗХАБА»

— Наш читатель Айнур Сабиров прислал вопрос: «Какие взгляды у преподавателей РИИ? Это правда, что среди них есть гюленисты?.. Почему так получилось, что среди преподавателей РИИ существуют люди, которые не придерживаются традиционного ислама, а разделяют взгляды салафизма, ихванизма, гюленизма?»

— В 1990–е годы в религиозных организациях, в том числе в учебных заведениях, действительно была представлена практически вся палитра религиозных течений в исламе. Сегодня РИИ функционирует строго по положениям устава вуза и своих двух учредителей, где четко предписано положение о следование ханафитскому мазхабу, а также матуридийскому вероучению. Преподавание по религиозным предметам у нас организовано строго по ханафитскому мазхабу. Это не только выполнение уставных положений, но и квалификационных требований к нашим выпускникам. Ведь вся Центральная Россия (а для религиозных организаций, расположенных в ней, мы и готовим кадры) традиционно является территорией ханафитского мазхаба. Поэтому наши выпускники должны знать все мазхабические тонкости своей религии. И от преподавателей мы требуем соблюдения уставных положений по мазхабу и вероучению. Так что среди наших преподавателей сектантов нет.

 

— Сейчас разворачивается уголовное дело богослова Абдуррахмана хазрата Наумова. По версии следствия, он являлся лидером запрещенной в России организации «Нурджулар». У ДУМ есть какая-то позиция по этому суду или вы просто ждете, как будут развиваться события?

— Да, к сожалению, проходят следственные мероприятия в отношении Абдуррахмана хазрата. ДУМ РТ пока не в курсе подробностей этого судебного дела, поскольку идет следствие. Его адвокат Руслан Нагиев при необходимости к нам обращается. Мы дали положительную характеристику за период работы в РИИ. Свою позицию ДУМ РТ пока не обозначило, поскольку еще окончательного обвинения не предъявлено. Но в характеристике мы четко написали, что во время работы и в РИИ, и в ДУМ РТ в качестве второго имама к нему не было каких-либо претензий.

 

«БЕЗ ТАТАРЛАР» — ЭТО ТАТАРСКИЙ ЯЗЫК, ИСТОРИЯ, ОСНОВЫ ИСЛАМА: ТРИ В ОДНОМ»

— Вот такой вопрос пришел: у ДУМ РТ пока не получается реализовать проект татарской школы в Казани…

— Да, в столице РТ этот проект обсуждается уже давно. Довольно сложно определиться у нас, в Казани, с землей. Школа с прилегающими территориями нуждается в довольно большом участке. Но есть опыт создания татарских школ в районах Татарстана. Например, в Альметьевске имеется татарская школа «Нур». В Бурбаше, в Балтасинском районе, Джалиль хазрат Фазлыев (главный казый РТ — прим. ред.) открыл совместно с фондом «Ярдэм» интернат для мальчиков. В Елабуге буквально недавно получили лицензию и открывают школу «Ихсан».

 

— Не медресе?

— Нет. В Бурбаше — интернат, и дети, проживающие там, обучаются в местной школе. В Казани есть частная школа с углубленным изучением ислама «Усмания». Все эти учебные заведения имеют аккредитацию от министерства образования РТ, а подобное означает, что программа их полностью соответствует требованиям министерства. Но при этом они углубленно реализуют национальный или религиозный компонент.

 

— «Камиль хазрат рассказывал о создании татароязычной среды в мечетях. Как на деле реализуется эта задача?» (Искандер)

— Проблема сохранения национальных языков в России в последние годы получила новый виток развития. В школах количество часов на национальные языки уменьшается. Поэтому становится очень актуальным определение иных форм и институтов сохранения национальных языков. В этой связи предложение муфтия ДУМ РТ является очень своевременным. Проповеди по пятницам в мечетях Татарстана уже читаются на татарском. В прошлом году ДУМ РТ был запущен проект «Без татарлар». Точнее, расширили сферу его применения, поскольку в течение 10 лет в РИИ этот проект мы уже реализовывали. Его смысл заключается в том, что в программу курсов, помимо традиционных занятий по основам ислама, мы включили уроки татарского языка и истории татар. Проект оказался настолько успешным, что мы не могли у себя в вузе принять всех желающих. И самое главное, больше всего привлекали уроки татарского языка. В прошлом году этот проект ДУМ РТ реализовало уже в 20 мечетях республики. В 2020-м осенью мы попытаемся выйти на уровень 100 мечетей. Учебно-методическое обеспечение курсов уже готово. Только осталось издать книгу по истории татар.

Но этот проект не заменяет традиционные курсы при мечети, а дополняет их и придает им очень актуальное звучание. Дело в том, что социальный портрет мусульманской молодежи, по сравнению с 90-ми, меняется в направлении усиления ее интереса к национальным ценностям и языку. Конфессиональное самосознание приобретает новые оттенки. А курсы при мечети тоже выполняют свои функции. Они у нас в республике проводятся в 700 мечетях, преподавателей — более 2 тысяч, а учащихся — более 20 тысяч.

 

— Какую методику вы используете при обучении татарскому языку? Нам рассказывали, что реально дают результат ваши курсы «Без татарлар», люди действительно осваивают разговорный уровень — то, чего в школе так и не смогли добиться…

— Преподаватели нашей кафедры татарского языка подготовили учебники по татарскому для слушателей этих курсов. Они прекрасно знают реальный языковой потенциал слушателей, поскольку сами там преподают. Поэтому учебники получились максимально приближенными к уровню знания языка и потребностям самих слушателей.

 

— Но и методика у вас сильно отличается от школьной, почти нет грамматики, например…

— Это современная методика. Нельзя сказать, что она у нас совершенно уникальная. Во всем мире сейчас языкам обучают по новым методикам, где разговорной речи уделяется особое внимание. Курсы, рассчитанные на три месяца или полгода, должны быть направлены на освоение разговорной речи и элементарного понимания диалога с собеседником.

 

— Преподавали бы так татарский в школах республики последние 20–30 лет, сейчас бы весь Татарстан уже говорил по-татарски.

— Не только татарский, но и все иностранные языки. Программы по изучению языков были перегружены изучением грамматики. Но новые методики преподавания татарского языка действительно очень медленно внедряются в учебный процесс. Да и современных учебников весьма мало. Сейчас ситуация постепенно меняется. Есть очень интересные, продвинутые образовательные онлайн-курсы по татарскому языку. Для школ появляется новое поколение учебников. Конечно, вопрос не только в методиках преподавания языка, а в мотивации его носителей, значимости языка в жизни общества. Если татарский останется «кухонным» языком, сложно будет не только его развивать, но сохранить. Язык может полноценно развиваться, если есть сферы его применения в области науки и образования, культуры.

 

«НАЧАЛИ ПРОВЕРЯТЬ И ОБНАРУЖИЛИ «ХАЛЯЛЬНЫЕ» ПРОДУКТЫ СО СВИНИНОЙ»

— На базе РИИ была попытка создать еще и стандарты халяль. Почему? Вроде уже есть система «Халяль»…

— Да, я никогда не думал, что еще буду заниматься вопросами халяльной продукции. Эта сфера в России находится в зачаточном состоянии. Сертифицирующие халяльную продукцию органы регистрируются в Росстандарте, заключают договоры с предприятиями, выпускающими халяльную продукцию, и начинают выдавать сертификат «Халяль». В России действует система добровольной сертификации. Как эти сертифицирующие органы проверяют производство халяльной продукции на предприятиях, есть ли у них договоры с лабораториями, которые могут определить химические и биологические «нехаляльные» примеси в составе той или иной продукции, насколько добросовестно работают данные структуры со своими конкурентами? Все эти вопросы до сих пор остаются не отрегулированными законодательством. Поэтому у Росстандарта, как у государственного органа, регулирующего сферу стандартизации всей выпускающейся продукции в стране, возникла идея создания технического комитета по халяльной продукции. Этот комитет был организован при РИИ.

Почему именно при вузе? Потому что разработка стандартов не только техническая, но и научная работа, поэтому мы данное направление деятельности вписали в план научной работы вуза. Конечно, написание стандартов требует знания специфики всех сфер производства халяльной продукции, поэтому в написании стандартов принимают участие все члены технического комитета (туда входит более 40 организаций). Сегодня интерес государства к халяльной, особенно к мясной, продукции огромен, и оно очень заинтересовано в экспорте этой продукции в мусульманские страны. А для подобного весьма важно, чтобы продукция соответствовала стандартам, признанным в мусульманских странах. Вот поэтому идет процесс государственной стандартизации халяльной продукции.

«ВОПРОС ОБ АРХИВАХ В РЕЛИГИОЗНОЙ СФЕРЕ — НЕПРОСТОЙ»

— Читатели прислали вам и личные вопросы. Равкат пишет: «Уважаемый Рафик-абый! Я обращаюсь к вам по вопросу архива всех мечетей Татарстана, а также мечетей, находящихся на территории Поволжья, Сибири и всей остальной нынешней России. Мой дед служил муллой до 1930 года… Так вот, я уже несколько лет пытаюсь найти документы, подтверждающие служение исламу моего деда, потомственного муллы, в частности в Чердаклинском районе ныне Ульяновской области. Однако я столкнулся с почти невозможностью решения этой проблемы…»

— Архивы мечетей — это, может быть, не такой уж личный вопрос. К сожалению, в дореволюционный период архивы формировались документами органов власти. Если та или иная мечеть и медресе фигурировали в государственных документах, то о них, возможно, остались какие-то бумаги. Но есть архив Оренбургского магометанского духовного собрания, который находится в Уфе: там много информации о мечетях и об имамах. У татар была популярна краеведческая литература, особенно история деревень, знаменитых родов. Такие книги по региону, может быть, сохранились в отделе редких книг и рукописей КФУ или «Мирасханэ» Института языка, литературы и искусства АН РТ. Равкат может мне написать на почту или в «Фейсбук», попробую чем-то помочь.

 

— Большое спасибо за интересный разговор, Рафик Мухаметшович!

 

Справка

Мухаметшин Рафик Мухаметшович родился 19 февраля 1955 года в с. Бурнак Балтасинского района РТ.

Окончил исторический факультет КГУ (1977). Доктор политических наук (2001). Профессор (2006). Автор 120 научных трудов, 6 монографий. Член двух докторских диссертационных советов по истории, политологии и социологии, член экспертного совета при совете по делам религий при кабинете министров РТ, академик Академии наук РТ.

1977–1984 — младший научный сотрудник Института языка, литературы и истории им. Ибрагимова АН СССР.

1992–1995 — старший сотрудник Института языка, литературы и истории им. Ибрагимова.

1996–2006 — заведующий отделом научно-методической работы Института Татарской энциклопедии АН РТ.

С 2001 года — заведующий отделом общественной мысли и исламоведения Института истории АН РТ.

С 2006-го — ректор Российского исламского университета.

С сентября 2010 года — директор государственного бюджетного учреждения «Центр исламоведческих исследований».

С мая 2012-го — председатель совета по исламскому образованию.

С августа 2017-го по 6 марта 2019 года — ректор Болгарской исламской академии.

 

Источник: «БИЗНЕС Online»